Зомби идет по городу

Пронин Виктор Алексеевич

– Анцыферов.

– Куда же он сам собрался?

Пафнутьев не ответил. Он молча осмотрел кабинет Невродова, задержался на больших окнах, на застекленных шкафах, потом взгляд его, совершив еще несколько виражей, вернулся к Невродову.

– Так, – сказал тот. – Понятно. А меня куда?

– Не знаю. Так далеко разговор не простирался.

– Хорошо... Допустим. Чего ты хочешь от меня?

– Если вы знали о том, что я сказал, – это один разговор. Если я сообщил новость – другой разговор. Вы что-нибудь знали?

– Нет. Об этом

мне не было ничего известно. – Неподвижное лицо Невродова начало медленно покрываться красными пятнами. Он вынул большой клетчатый платок, протер руки, коснулся им лба, снова сунул в карман. – Прости, Павел Николаевич, но я не знаю, зачем ты пришел ко мне? Ты отказался от предложения?

– В тот момент, когда об этом шел разговор, я не отказывался.

– Разумеется, – кивнул Невродов. – Дальше.

– Но и не визжал от восторга.

– Этого и не требуется.

– В мои планы не входит занятие кабинета Анцыферова.

– Что же входит в твои планы?

– Анцыферов берет взятки.

– Ха! – Невродов откинулся на спинку кресла. – Ну, ты даешь, Павел Николаевич! А кто их не берет?

– Он берет их за прикрытие уголовных дел.

– Естественно, он же прокурор. За что же ему еще могут платить? – Невродов рассмеялся, но смех его не получился беззаботным. Настороженно рассмеялся прокурор, ожидая дальнейших пояснений.

– Я хочу, – Пафнутьев помолчал, подбирая слова наиболее уместные, наиболее точные. – Я хочу взять его на этом деле.

– И посадить?

– Да.

– Шутишь?

– Нет.

Невродов тяжело поднялся, прошелся по кабинету, поскрипывая вощеными паркетинками, остановился у окна, некоторое время смотрел на улицу, постоял у шкафа, набитого кодексами, комментариями, справочниками, вернулся, но не сел, а, уперевшись в стол двумя руками, навис всем своим большим жарким телом над Пафнутьевым так, что тот даже чуть пригнул голову.

– Кто об этом знает? – голос Невродова сделался заметно тише, что было добрым знаком.

– Уже двое.

– Так. – Невродов обошел вокруг стола и сел в кресло. – Тебе известно его прикрытие?

– Да.

– И ты надеешься этот козырь перебить?

– Да.

– Но это невозможно, Павел Николаевич.

– Очень даже возможно.

– Каким образом?

– Будет лучше, если я не отвечу.

– Почему?

– Не хочу связывать вас знанием. И мне спокойнее. Просто я все беру на себя. В случае неудачи – гореть мне одному. Синим пламенем.

– Но санкцию-то я должен дать?

– Конечно.

– Но это же переворот, Павел Николаевич? Вы это хотя бы сознаете?

– Я прошу вас помочь в пределах закона.

– Но мы оба знаем, что такое закон в наше время, верно?

– Знаем.

– Зачем ты идешь на это? Ведь тебе светит кабинет городского прокурора.

– Высоты боюсь.

– Это не ответ.

– Это самый честный ответ, который я могу дать. Ведь мы оба знаем, что такое закон в наше время и каковы будут мои обязанности в кабинете городского прокурора.

– Принимается... Но надо хорошо подумать. – Невродов сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Пафнутьева. – Ведь этим все закончиться не может, это будет только началом...

– Скорее всего.

– Ты поставил меня в сложное положение, Павел Николаевич. Независимо от того, как я отнесусь к твоему предложению. Ты это понимаешь?

– Да.

– Надо подумать, – повторил Невродов после долгого молчания.

– Когда позвонить?

– Не надо звонить. Я сам тебя найду. Не торопи.

– Хорошо. – Пафнутьев поднялся.

– Ты откуда мне звонил?

– Из автомата.

– Молодец.

– А здесь все в порядке? – Пафнутьев кивнул на ряд телефонов, выстроившихся на столе Невродова.

– Надеюсь.

– Надо бы уточнить, Валерий Александрович.

– Уже. Тут порядок. Подчистил немного.

– А было что подчищать?

– Было. – Невродов опустил глаза.

– До скорой встречи, Валерий Александрович. Буду ждать вашего звонка.

– Жди, – кивнул Невродов и протянул руку, настороженно глядя Пафнутьеву в глаза. – Не дрогнешь?

– Нет.

– Я позвоню, – повторил областной прокурор.

Только выйдя на улицу, Пафнутьев перевел дух – он не привык говорить в таком темпе. Когда на его пути оказался гастроном, он вошел и у стойки купил томатного сока – больше ничего в розлив не продавали. Сок оказался настолько отвратительным, что он почти полный стакан оставил на прилавке. Выходя, оглянулся – молоденькая девушка спокойно выливала его недопитый сок обратно в стеклянную колбу.

...Сверившись с адресом в блокноте, Пафнутьев прошел во двор дома, осмотрелся. Двор был чист, ухожен, что уже вызывало удивление – очень мало осталось в стране ухоженных мест. Вдоль проезжей части стояли несколько машин, явно иностранного производства. Под толстыми кленами пестрели скамейки, к ним тянулись дорожки, подметенные дорожки. Дом был старой, сталинской еще постройки – толстые стены, кое-какие выступы над окнами, над дверями. Сегодня, во времена сверхэкономии и какой-то безумной гонки за заморскими стеклобетонными образцами, эти невинные карнизики казались архитектурными роскошествами. Когда-то в таких вот домах еще делали прихожие, оставляли кладовочки, да и кухни в них почему-то оказывались гораздо больше стандартных пяти метров.

Пафнутьев поднялся по непривычно широкой лестнице на третий этаж, потоптался на просторной площадке с окном во двор, подойдя к тяжелой дубовой двери, позвонил. В глубине квартиры прозвучал слабый, приглушенный звонок. Щелкнули замки, и на пороге возникла молодая женщина со встревоженным взглядом. Она, казалось, ждала кого-то, кто вмешался бы в ее жизнь решительно и счастливо.

– Здравствуйте, – сказал Пафнутьев и громче, и радостнее, чем требовалось.

– Здравствуйте...

– Здесь живут Званцевы?