Зомби
Шрифт:
Меня провели. Опять.
На этот раз я не собираюсь довольствоваться брошенной костью. Никоим образом.
Дальше все будет по-другому.
Она взяла пепельницу и с силой швырнула ее об стену, попав как раз в раму репродукции Лероя Неймана. Затем забрала свои бумаги и вышла из кабинета. Осколки битого стекла пристали к подошве и хрустели под ногами.
Испуганная уборщица попятилась от нее.
— Ну нет! — выдача ей Крис сквозь слезы ярости. — Comprende? [31] Извините. Простите…
31
Тебе
Я допустила ошибку. Ужасную, страшную ошибку.
Или кто-то другой допустил.
Вернувшись в свой кабинет, она порылась в папке и нашла исходный сюжет, предложенный неким никому не ведомым Роджером Р. Райманом. Даже агента у него не было. На титульном листе значились оба его телефона: домашний и рабочий.
Крис схватила трубку и с такой яростью стала набирать номер, что сломала ноготь.
Сначала он даже не понял, кто ему звонит. Но когда она произнесла магические слова: " Не открывайте дверь", Райман едва не всосался в трубку, чтобы облобызать Крис.
Конечно же, он может встретиться где угодно, когда ей будет удобно.
Она дала ему адрес Мило.
Раймана вовсе не удивило предложение встретиться на вечеринке в честь Дня святого Валентина.
3. В ГОСТИНИЦЕ
Обливаясь слезами, ДЕВУШКА звонит домой. Когда входит ДИРЕКТОР, она уже собралась принять ванну.
Все будет хорошо. "Ты справишься", — уверяет ее он. Он сам лично поработает с ней. Во время репетиции он играет роль зомби, прикасается к ней, хватает, прижимает к себе. Забыв о сценарии, она отчаянно отвечает ему. Ведь он нужен ей. И она думает, что тоже нужна ему.
4. НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СПУСТЯ
Еще один звонок домой — на сей раз разговор совсем другой. Да, все в порядке. Все-таки она решила остаться здесь.
— И знаешь что, мама? Я познакомилась тут кое с кем. Он не просто какой-нибудь обыкновенный мужчина. Его в самом деле волнует то, что происходит со мной…
Отличненько, размышляла она. Теперь остается единственный вопрос: как она его узнает?
Мимо проносились фигуры разнообразных форм и размеров, наряженные во всевозможные костюмы. Мелькали шляпы в форме сердец, платья со стрелами, замысловатые башмачки, вульгарные футболки, причудливые шпильки, узорчатые банданы, спортивные костюмы из Беверли-центра, штучки с авеню Мелроуз. В укромных уголках мишки-тедди тискали любовные письма, приколотые на груди у тедди-медведиц; у потолка, словно воздушные пузыри на поверхности аквариума, плавали надутые гелием шары. Она задыхалась в водовороте раскачивающихся и подпрыгивающих неопознанных людей; светящиеся в лучах ультрафиолета зубы и воротнички слепили ее; она пыталась отыскать просвет между телами, пока музыка водоворотом опять не закружила их вокруг нее. Когда она медленно, словно выгребая против течения, пробиралась сквозь толпу к ближайшей двери, ее попыталось схватить нечто напоминающее пинцет, а притаившиеся в тенях медведи провожали ее взглядом черных блестящих акульих глаз.
От следующей мелодии, "Переждем восьмидесятые" Кап-ла де Вилле, завибрировал воздух. Вокруг аляповатого аляфуршета собрались мужчины с длинными шеями и подстриженными усами. Она уже прошла было мимо них, когда заметила громадную крашеную башку, из которой вырастали распахнутые крылья чайки, сходившиеся в скучной желчной точке физиономии. Мужчина макал hors d'oeuvres [32] в соусницу и шутил, лицо блестело тонким слоем испарины.
— Рип…
Он схватил ее за плечи, да так и держал на расстоянии вытянутой руки, пока не закончил шутку, словно она без приглашения ввалилась на прослушивание. Когда же договорил,
32
Закуска (фр.).
— Крисси, лапочка! — Он притянул ее поближе. — Марк, познакомься с нашим новым редактором сценарного отдела.
— Рип, ты видел?..
— Нет, я не знаю, куда удрал Мило. Держу пари, ничем приличным он не занимается. — Большим пальцем руки он ткнул в потолок. — Можешь поискать наверху.
— Рип, если кто-нибудь спросит обо мне…
— Душечка, я бы на твоем месте… — тут Рип подмигнул, — пока не стал его беспокоить.
"Все дело в том, что я на своем месте, — подумала Крис. — И всегда была на нем. Все остальное — иллюзия, мираж".
— Ерунда. — Она взяла бокал с шампанским и осушила его. — Увидимся в полночь, — добавила она, скользнув к лестнице.
Сверху доносились голоса, там явно было много народу. Быть может, именно наверху она найдет искомое. Уже поздно, а до начала фейерверка все у нее должно быть расставлено по местам.
5. ГРИМЕРНАЯ — ДЕНЬ СЛЕДУЮЩИЙ
Сидя на стуле, она преображается под стать своей новой семье. ГРИМЕР добрый, чувствительный. Хоть ее настоящая семья далеко, здесь она, по крайней мере, чувствует, что является частью коллектива.
Когда ДЕВУШКА встает со стула и уходит, ГРИМЕР и СЪЕМОЧНАЯ ГРУППА меняют пластинку. Бедная детка в страданиях. Уж очень она нервная, чувствительная, к тому же угрожающе-нестабильна. Но заменять ее слишком поздно. Сроки поджимают.
6. НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ
Снова она сорвалась. ДИРЕКТОР пытается с ней репетировать, но этого недостаточно. Слишком она ненадежна. После многих повторов она молит его попробовать еще раз.
— Повторите мне то, что сказали вчера вечером. Мне так хотелось бы все сделать как нужно.
— Мне тоже этого хотелось бы, — говорит он.
Тускло освещенные лестницы весьма коварны. Она шла наверх и видела кляксы ироничных физиономий: молодые мужчины с бакенбардами, небрежно-элегантные юные женщины, которые выстроились, словно маркитантки, — с беспощадной непреклонностью сияли их заранее подготовленные накрашенные улыбки. Запястья коснулось что-то холодное и скользкое — атласная подушка в форме сердца, которую ей преподносил некто неопределенного пола. Она отшатнулась и оперлась о стену, едва не наступив в подмоченные бумажные тарелочки, едва не налетев на двух попугайчиков-неразлучников, целующихся и воркующих над недоеденным картофельным салатом и куриными крылышками.
— Извините, — сказала она.
— Это вы меня извините, — сказало существо с подушкой. — Вы та самая?
— Надеюсь, — сказала она, отводя взгляд и поспешая вперед.
Не сразу слова и мужской тембр голоса зафиксировались в мозгу. Но когда это случилось, она остановилась и обернулась.
— Прошу прощения, — сказала она, — но…
Внизу рябили вспышки света, мерцая над раскачивающимися в танце головами; распознать лица было невозможно, словно здесь собрался засекреченный десант.
Она чувствовала себя загнанной в ловушку, действующей по созданному десятки лет назад шаблону. Если она не предпримет что-нибудь, ничего не изменится. На нерешительность времени нет. Она вспомнила слова, которые, уходя, сказал ей на прощание отец. Сиди, если сидишь. Стой, если стоишь. Но нерешительности проявлять нельзя.Последние часы подтолкнули ее к осознанию отцовских слов, теперь она поняла их.
Где он? Время на исходе.
Она пошарила взглядом, но человека с атласным сердцем не углядела.