«Зона». Рассказы бывших заключенных
Шрифт:
Но по дороге назад я попал в клетку, в Виннице. Не так, как у нас в Одессе, отдельные боксы и не видно, что происходит в других боксах. А там были клетки, и ты видишь того, кто в соседних клетках и тех, кто дальше. Можно общаться.
И среди этих людей был “вор в законе”, на то время. И мне начали задавать вопросы: “кто, что, откуда, почему? Что с тобой случилось? Куда ты попал?” Мне предложили вообще “выехать с хаты”. Я это воспринял негативно. Потому что меня воспитывали, что “ломиться с хаты” не по-пацански.
И я сказал, что
Мне сказали, что типа не надо, я все решу. Зайди спокойно, никого там не провоцируй, ни с кем не связывайся. Просто тихонечко посиди, а мы тебя заберем.
И да, меня забрали. И очень скоро забрали. Хотя я точно помню, что это был нерабочий день. То есть забрали даже в нерабочий день, когда обычно даже переводов не делают, но все равно забрали.
Это были девяностые годы. Там очень много было “бригадных”. Вообще тюрьма делилась на “отступников” и “тех, кто с “ворами”. “Отступники”, это “бригадные”. В основном это спортсмены. Они жили там так, как жили на воле. Но это шло вразрез с “воровским”. Потому что многие из них были служивыми.
Со мной в одной “хате” сидел очень известный в Харькове человек (называет “погоняло”). Раньше он был офицером какого-то спецподразделения. Он даже был чемпионом СССР по армейскому рукопашному бою. Но он не был “отступником”.
Я вообще характеризую этих людей. У “отступников” был свой лидер (называет “погоняло”). По численности “отступников” было столько же, сколько “воровских”, тюрьма была разделена напополам. Но “воровское движение” медленно, но уверенно побеждало и перетягивало на свою сторону. А почему так было, я не хочу говорить.
И то, что тюрьма была поделена на две враждующие группировки, было выгодно администрации. Это было инструментом ее давления на личность.
Были ли там такие люди, как “глухари”? Я их не видел. Но все в “крытой” знали о существовании этих людей. “Глухарь”, это человек, который не освобождается вообще никогда. Но не по своим личным убеждениям, а его не выпускают. Это суперопасные люди, которых туда свозили со всего Союза. Их никто не видел, но знали, что они есть и что их всего шесть человек.
Кстати, закон о пожизненном заключении был гораздо позже принят, но в то время уже были такие люди, которые никогда не освобождались.
Меня отвозили в РПБ (Республиканскую психиатрическую больницу), “двадцатку”, и там я видел тоже одного очень интересного человека, который “воевал” даже там. Его постоянно закалывали уколами, привязывали, и все равно он буйствовал.
Ему “со старта” ДПНК говорил, что палками и дубинами тут никто не машет, тут все шприцами делается. Меня там не закалывали, я там на рожон не лез. Потому что их превращали вообще непонятно во что. Они были в таком состоянии на моих глазах, что им вывешивали грелку со штанины. Я не хотел быть в таком состоянии, поэтому старался терпеть.
Вот был на тюрьме такой случай. Как я уже говорил, “крытая” была разделена на “отступников” и “тех, кто с “ворами”. А в кино водили всех: и тех, и других. Я помню, что тогда у нас крутили фильм “Доберман”, это 1997 год.
И вот туда привели арестантов, тогда через “флокс” всех проводили (рамка, реагирующая на металл), чтобы никто “заточки” не пронес. Я на то время сидел в “общаковой хате”, где сидел… там не называли “смотрящий”, там называли “в ответе”. Он назывался “в ответе за корпусом”.
Я, как вновь прибывший, только наблюдал за этим, как это все будет выглядеть. То есть, на кино в зал завели человек по 70-75 с каждой стороны, в смысле “воровских пацанов” и “отступников”. И должна была там начаться драка. Должна была отдаваться команда: “понеслась!”, сигнализирующая начало столкновений между группировками.
Поскольку через рамку пронести ничего запрещенного было нельзя, драка должна была быть руками и ногами, без каких-то предметов, которые могли быть использованы в качестве оружия. Я наблюдал, как в нашей, “воровской”, группе распределялись роли, кто и что должен будет делать во время драки.
Ну, и вот, в зал зашло человек 150. Тех и других было примерно поровну. Прозвучала команда: “нонеслась!”, и началась такая обоюдная бойня. Гул стоял такой, что… я такое видел впервые. Я находился среди “тех, кто с ворами”.
Но я вообще не понимал, за что, чего вдруг я стану нападать на тех, кого не знал. То есть, у меня было свое мнение по поводу всего. И все, что я сделал, это встал на стул, наблюдал и ужаснулся, что в такой обстановке мне придется провести три года.
Потом менты стали травить это побоище газом. Они все залили слезоточивым газом и там невозможно было находиться. Они собак туда запустили, они рвали “братву” там. И всех разогнали по своим камерам.
Я помню, что сразу после этого у нас началась гулянка: “трава”, “грева” пошли. По “крытой” ходили “грева”, и были “маяки”, типа, это от “отступников”, – не брать! А те камеры, в которых были “отступники”, они, естественно, брали.
Когда я три года пробыл на этой “крытой”, меня опять отправили в колонию, досиживать срок. С “крытой” на свободу я ни разу не выходил, все время досиживал на зоне. Говорят, что это незабываемое счастье, – с “крытой” выйти сразу на волю. Так и “кукуха может поехать” от счастья. Это как из ада сразу в рай попасть. Потому что там вообще атмосфера, обстановка такая, что неизвестно, наступит ли для тебя завтра.
Встречал ли он за время своих отсидок людей огромного масштаба, когда человека действительно можно назвать “глыбой”? На самом деле там очень-очень мало личностей, но они есть. Я сидел в колонии вместе с создателем “Белого братства” (тоталитарная секта, запрещена в РФ,
Конец ознакомительного фрагмента.