Зона зла
Шрифт:
Последние слова не сразу дошли до сознания.
– Что ты сказала?
– То, что ты слышал.
– Какого ж хера ты с ней якшаешься?
– Что значит «якшаешься»? – Соня посмотрела на брата с удивлением. – Она моя соседка. Ничем никогда мне не досаждает. Я уезжала в отпуск, она забирала мою почту. Я заболела, она мне покупала и приносила лекарства…
Мишин понимал, что его претензии к сестре беспочвенны, что глупо требовать от нее менять что-то в отношениях с соседкой, но самолюбие его было задето так глубоко и сильно, что
– Это она проститутка…
– Это ее дело, тебе так не кажется?
– Ты говоришь так, будто ей завидуешь.
Мишин постарался произнести это так, чтобы побольнее задеть самолюбие сестры. Ему казалось, что намек на элементарную зависть к проститутке должен заставить оправдываться честную женщину, какой он считал сестру. Но вышло иначе.
– Может, ты и прав. – Соня не стала ничего отрицать. – Да, завидую.
– Да как…
– Слушай, милый братец! Я думаю, не тебе об этом судить. Что ты знаешь о жизни? Пиф-паф?! Ножом в пузо?
Мишин вздрогнул. Он никогда никому не говорил о своем умении и опыте работать ножом. Соня скорее всего импровизировала, но попала в его больное место.
– При чем пиф-паф, какой-то нож и проституция?
– При том, Сережа, что ты берешься судить, не думая о грязности собственного ремесла. Что ты делал в Афганистане, в Чечне?
– Соня! Если на то пошло, я не сам туда поехал…
– Не оправдывайся, это не нужно. Если бы ты не желал, то послал бы подальше тех, кто тебя посылал туда. Но ты такого не сделал. И чего добился? Благодарности? Да кому она нужна? Импотент без квартиры…
– Не понял.
Мишин и в самом деле не догадывался, что имела в виду сестра. Соня улыбнулась.
– Сейчас так говорят о тех, у кого нет ни кола ни двора.
Ему бы засмеяться, улыбнуться, по крайней мере, но он не сумел одолеть обиды.
– Умнее ничего не придумала? Двора у меня и вправду нет, все остальное, извини…
Соня укоризненно покачала головой.
– Типичное для мужика рассуждение. Ты считаешь, что именно «все остальное» и есть для женщины главное?
– Нет, конечно, но кое-что и это значит.
– Знаешь, Сережа, сиди ты со своим «всем остальным», если ничего другого за душой не имеешь.
– Чего именно?
Мишин понимал справедливость слов сестры, но оказаться на лопатках и постучать по ковру рукой, прося пощады, не мог.
– Ты можешь дать жене машину? И не «Москвича», а иномарку? Можешь дать ей ежегодный круиз по теплым морям? Платья, какие нравятся? Нет? Тогда сиди и не дергайся. Надя, к примеру, сама все это имеет. Плюс «все остальное», как ты говорил, в придачу…
– Какой ценой?
– Это уже не твое дело.
– Где же она работает?
– Вроде бы в центре. У родимой Госдумы…
Мишин завелся. Чертовы бабы! Что одна, что другая – святоша и шлюха. Он встал, вышел из дому. Дверь за собой прикрыл осторожно, тихо, хотя хотелось садануть ею что было сил.
Пошел в город. Выпил пивка. Кружечку. Затем заглотил вторую. Злости это не остудило, наоборот, она вдруг потребовала выхода. Родился план. От этого на душе полегчало.
Мишин приехал на станцию метро «Театральная» к вечеру, когда в центре столицы начинался большой блядоход. Вышел наружу. Площадь, лежавшая перед ним, была перекопана и до отказа загромождена строительной техникой, грузовыми машинами. Гостиница «Москва» стояла среди этого хаоса как единственное в городе здание, уцелевшее после бомбежки.
Мишин огляделся, стараясь выяснить, как можно к нему пройти. Увидел мужика в черной майке с изображением смеющейся обезьяны на груди. Мужик находился в состоянии крутого подпития или, как еще говорят,"был хорошо поддатый". Подобная степень обалдения еще не делала человека агрессивным, но уже толкала к общению с незнакомыми. Он сразу заметил и выделил Мишина из толпы.
Спросил участливо:
– Чой-то ищешь? Али как?
– Али как. Вот смотрю, все перекопано. – Мишин шевельнул рукой и показал, что имеет в виду – Что делают-то?
– Асфальт пахают.
– В смысле?
– Деньгу растят. Плужков и кореша. Миллиард закопают, потом скажут – было два. Кто раскапывать будет, чтобы проверить? – Должно быть, посчитав тему исчерпанной, спросил: – Сам-то откуда?
– Москвич.
– А-а. – Мужик стоял, слегка покачиваясь, сунув руки в карманы. Он посмотрел на Мишина маленькими глазками из-под набрякших век, и вдруг его осенило: – Порыбачить вышел?
Мишин не понял.
– В смысле?
– Подцепить что-нибудь решил? Триппертуце? СПИД-инфо?
– А что, этим здесь приторговывают?
– Тут?! И, милый! Запросто. И мандавошками тоже.
– Милиция не гоняет? Для очищения экологии?
– Гы-ы-ы, – пьяный издевательски хмыкнул. – Это какая же сука будет сук рубить, на котором сидит? Я дворником в ментовке работал, так там у них сифон навроде медали.
– Понял. Бывай, приятель.
Мишин махнул рукой и через площадь, лавируя между самосвалами, прошел к гостинице. Протиснулся в щель забора из гофрированного металла, переступил через бетонный блок, размалеванный черными полосами, будто шлагбаум, и оказался на тротуаре.
Мишин обошел здание, читая вывески, звавшие щедро тратить деньгу. Ресторан «Парадиз», магазины «Седьмой континент», «Золотая доза», «Бриллиантовый мир». Казино «Оазис» являло собой «испанский уголок» в центре Москвы перед Кремлем. Ну, молотки плужковцы! Погодим немного, и у Спасской башни построят салон модной одежды «НАТО».
Разве слабо им?
Взирая с высот власти на бренную суету столичной жизни, напротив «Бриллиантового мира» высилась бесстрастная серая глыба здания Государственной Думы. Вдоль бордюрного камня (настоящий гранит! – не бетонное фуфло столичных окраинных дорог) теснились иномарки – «Мерседесы», «Вольво», «Линкольны»…