Зорькина песня
Шрифт:
— Сами так жрут в три горла, — сказала Наташа, — а тут…
— Ты шо брешешь?! — возмутилась Маря. — Кто сами? Николай Иванович ещё с гражданской желудком больные, тоже на сухарях сидят. Вера Ивановна еле ноги таскает. Совести у тебя нет, а ещё староста! — И, уперев руки в бока, крикнула требовательно: — А ну, давай поднимайся! Совсем разленились, бисовы дочки! Целыми днями сидят нечёсаные, немытые. Куда такое годится?!
Шагнула к нарам, схватила Наташу за руку, стянула на пол.
— Маря, ты что?! — Наташа трепыхалась
— Ничого, ничого… — приговаривая, Маря подтащила Наташу к рукомойнику, ловко вымыла ей лицо, уши. Растёрла щёки полотенцем. На фарфоровом лице Наташи появился румянец. Чистый нос заблестел.
Маря, пыхтя, уселась на ящик, зажала Наташу коленями, чтоб не удрала. Вытащила из своих волос круглую щербатую гребёнку.
— Ишь как волосы свалялись!.. Лодырка ты, Наталья, бисова дочь. Не дам таким гарным волосикам пропасть!
Девочки с интересом смотрели, как Маря расправляется с Наташей, и хихикали.
— А ну цыть! — Маря пригрозила им гребёнкой. — Сейчас до вас доберусь! Всем воши повычёсываю!
Зорька достала из-под подушки огрызок сухаря, откусила половину.
— Даша, вставай!
Даша повернулась к Зорьке лицом, открыла глаза.
— Погрызи. Вкусно!
Даша равнодушно посмотрела на сухарь. Покачала головой.
— У меня под подушкой целых два… Возьми себе.
— А ты?
— Я спать хочу.
— Не спи, а то Маря тебя сейчас, как Наташку, умоет.
Зорька села, обхватила колени руками и засмеялась, глянув вниз. Наташка стояла возле печки и обстригала ногти на пальцах. Расчёсанные кудри лежали ровными волнами на острых треугольных лопатках. А возле рукомойника уже вертелась и взвизгивала от холодной воды и Мариных шлепков Галка.
Даша улыбнулась словам подружки, прозрачная кожа собралась возле тонких сухих губ морщинками.
— А ты насильно поешь, — сказала Зорька. — Ну, я тебя очень прошу, ну, будь человеком, пожалуйста. А то я сейчас Марю позову, она за Верой Ивановной к мальчишкам сбегает.
Даша испуганно подняла голову.
— Не надо… Ты же обещала никому не говорить. Я не хочу в больнице оставаться. Не скажешь?
— Ни за что! — сказала Зорька.
Четырёх девочек уже сдали по дороге в больницу.
Даша успокоенно легла. Натянула одеяло до подбородка. Поёжилась.
— Сначала жарко было, а теперь холодно, — виновато сказала она. — Молока так хочется… Мама мне всегда утром молока давала. Каждое утро…
— Подумаешь — утром, — сказала Зорька. — Вот скоро приедем в эвакуацию, там молока хоть залейся. Там всё, что хочешь, есть.
Даша оживилась.
— Правда? А когда приедем?
— Скоро… Завтра, наверное,
Даша недоверчиво взяла сухарь, откусила, закрыла глаза и стала медленно жевать. Потом удивлённо взглянула на Зорьку.
— Правда… А как ты узнала?
— Сама догадалась! — гордо сказала Зорька. — А с чаем тоже хорошо. На остановке кипяток наберём, сладкий-сладкий чай сделаем, как до войны был.
— Быстрее, быстрее, девоньки, — торопила Маря, снимая с гвоздей на стене теплушки вёдра и чайники, — мальчишки вона уже где!
Поезд стоял на маленькой степной станции.
Зорька взяла чайник и спрыгнула на насыпь. Вдоль насыпи кое-где росли чахлые ромашки, а возле станции в палисаднике пышным осенним цветом распустились георгины.
«Наберу кипятку и потом целый букет Даше нарву. Вот обрадуется! Может, и болеть перестанет», — подумала Зорька и, размахивая чайником, понеслась к станции.
Возле белой каменной будки с чёрными буквами «КИПЯТОК» уже гремела посудой очередь. Конопатый Генька стоял третьим от крана, рядом с длинным крупноголовым мальчишкой-семиклассником. «Трубач, который играл перед отъездом на прощальной линейке», — узнала Зорька. Она подлетела к Геньке, растянула губы в приветливой улыбке.
— Генька, ты на меня очередь занял?
Трубач откинул голову назад, удивлённо прищурился. Из-под высокого лба, прикрытого свисающими русыми волосами, на Зорьку смотрели насмешливые серо-зелёные глаза.
— Ребята! Генькина невеста объявилась! — весело крикнул трубач.
У Геньки даже уши засветились, так покраснел.
— Чего лезешь?! — сквозь зубы зашипел он и оттолкнул Зорьку локтем.
— Невеста без теста, жених без пирога! — загоготала очередь.
Наташа и Галка стояли в самом конце, за мальчишками.
— Эй, Зорька, ты чего вперёд лезешь? — возмутилась Галка.
Зорька беспомощно озиралась. Что же делать? Они же не знают, что Даша больная, а сказать нельзя…
— Генька, мне надо скорее… мне ещё цветов надо, — умоляюще сказала Зорька, снова придвигаясь к Геньке.
— Принцесса какая, цветочки ей надо, а крем-брюле не надо? — веселился большеголовый.
Зорька не знала, что такое крем-брюле, и поэтому слова ехидного мальчишки показались ей ужасно обидными и несправедливыми.
— Уходи отсюда, — уже не требовал, а умолял её Генька, — уходи, ну, что тебе стоит?
Зорька глянула на него так, будто не она, а он пристал к ней.
— Трус! Дураковых слов испугался!
— Ух ты, какая умная нашлась?! — изумился большеголовый мальчишка.
— А ты… а ты… — Зорька подняла чайник, подпрыгнула и сильно стукнула мальчишку по его большой голове.