Зороастр
Шрифт:
Среди почти осязаемого безмолвия грозная рука начертала до конца свою весть и исчезла, но неземное пламя все еще ярко горело в ужасных письменах, оставшихся на стене.
Царь, наконец, пришел в себя. Он дико вскрикнул, повелевая собрать всех астрологов, халдеев и гадателей, потому что он был в великом страхе и опасался какого-нибудь ужасного и неминуемого бедствия.
— Кто прочтет эти письмена, — воскликнул он изменившимся, разбитым голосом, — и изъяснит мне их смысл, того я одену в пурпур, возложу золотую цепь на шею его и поставлю его третьим лицом во всем царстве.
Среди беспредельного смятения и ужаса, мудрецы были призваны к царю.
II
Достигнув
Он выстроил башню за семью стенами царской крепости, на вершине холма, обращенном северною стороной к горным лесам, южною — к равнине, восточною — к реке, а западною — к горам Загроша.
Жизнь Даниила близилась к концу: ему было почти сто лет. Семнадцать лет миновало с тех пор, как он истолковал роковые письмена на стене залы пиршества в Вавилонском дворце, в ту ночь, когда Валтасар был убит, и ассирийская монархия погибла навеки. Неоднократно облекаемый властью и назначаемый правителем различных провинций, Даниил неустанно служил в царствование Кира и Камбиза.
Хотя он находился на ступени предельного человеческого возраста, ум его все еще был ясен.
Он жил в северной Экбатане, в башне, им самим выстроенной. Посредине дворцов крепости он заложил прочный фундамент на север и на юг и воздвиг этаж за этажом, один ряд колони над другим, балкон над балконом, — все это из черного мрамора, великолепно изваянного от основания до верху, такого гладкого и твердого, что его полированные углы, края и орнаменты сверкали, как черные алмазы среди пламенного сияния полуденного солнца, а ночью отражали лучи месяца в сумрачно-светлом отблеске.
Внизу, в роскошных покоях, жили родственники престарелого пророка и семьи двух левитов, которые остались с Даниилом и предпочли последовать за ним в его новую отчизну, вместо того, чтобы возвратиться в Иерусалим под предводительством Заровавеля, когда Кир издал указ о возобновлении храма.
Здесь же, во дворце, жил персидский князь, тридцатилетний Зороастр, начальник города и крепости. А в отдельном флигеле дворца, отличавшемся от других особою роскошью своих садов и более пышным убранством, жила, окруженная своими прислужницами и рабынями, Негушта, последняя из оставшихся в Мидии дочерей царя Иоакима.
Она родилась в тот год, когда был разрушен Вавилон, и Даниил, покинув Ассирию, привез ее с собою в Сузы, а оттуда в Экбатану. Воспитанная родственницами Даниила, девочка росла и хорошела в стране чужеземцев. Ее мягкие детские глаза утратили постепенно свой недоумевающий взгляд и сделались горделивыми и темными, а длинные черные ресницы, окаймлявшие тяжелые веки, спускались бахромой на щеки, когда она смотрела вниз. Скоро она превратилась в еврейскую красавицу — с легкой горбинкой нос, широкие извилистые ноздри, полные, сочные губы и бледно-оливковая кожа.
Негушта была настоящей царевной. Она с таким горделивым достоинством умела выражать одобрение или презрение, что пред простым жестом ее руки сам Зороастр склонялся так же покорно, как пред великим царем. Даже Даниил, проводивший все время в сваей высокой башне, где он предавался созерцанию другой жизни, на рубеже которой уже стоял, даже он нежно улыбался, когда в его комнату входила Негушта в сопровождении своих прислужниц и рабынь.
Ассириец по воспитанию, перс по своей приверженности к династии завоевателей и по своей долгой и верной службе персам, Даниил все же остался по своим верованиям истинным сыном Иудеи; он гордился своим племенем и с любовью взирал на его молодые ветви.
Негушта бродила
Вечерний мир и тишина водворились и в ее душе. Птицы умолкли пред надвигающимся мраком, и медленно, будто выплыв из равнины, взошла золотая луна и озарила луга и реку своим таинственным светом. Но в то время, как Негушта стояла неподвижно у мраморной балюстрады террасы, среди миртовых деревьев послышался шорох и быстрые шаги раздались на мраморных плитах.
Девушка вздрогнула и тут же счастливая улыбка заиграла на ее губах. Не оборачиваясь, она тихо положила руку на перила, где должна была ее встретить рука возлюбленного. Зороастр положил свою руку на руку Негушты и наклонился. Еще минуту она простояла, смотря прямо перед собой, затем обернулась и внезапно взглянула ему в лицо.
— Я не звала тебя, — сказала она, делая вид, будто хочет немного отступить.
— Мне надо сообщить весть, которая удивит тебя, — сказал Зороастр. — В столице произошли перемены и предстоят еще новые. Семеро князей убили Смердиза, и на место его избран царем Дарий, сын Гуштаспа.
— Тот, что был здесь в прошлом году? — спросила с живостью Негушта. — Он не красив.
— Да, не красив, — отвечал перс, — но он храбрый и добрый человек. Я должен еще сказать тебе, что он прислал мне повеление отправиться в Сузы…
— Тебе?!’-воскликнула Негушта. Она поспешно положила обе руки ему на плечи и посмотрела ему в глаза. Его лицо было освещено луною, ее же оставалось во мраке, так что она могла уловить малейший оттенок его выражения. Он улыбался. — Ты смеешься надо мною! — воскликнула она с негодованием. — Ты уезжаешь и радуешься этому!
Она хотела отойти от него, но он удержал ее.
— Я уезжаю не один, — ответил он. — Великий царь прислал мне приказ привезти в Сузы родственников Иоакима, за исключением Даниила, нашего учителя, который слишком стар, чтобы вынести это путешествие. Царь хочет почтить потомство царя Иудеи, и с этою целью он посылает за тобой, высокородная и возлюбленная царевна! Ты рада? — спросил Зороастр. Он стоял спиной к балюстраде, опираясь на нее левым локтем, а правая рука его небрежно играла тяжелыми золотыми кистями плаща. Он пришел из крепости во всех своих доспехах: на нем была золоченая броня, полускрытая широким пурпурным плащом, у пояса висел меч, а на голове возвышался остроконечный шлем, богато выложенный золотом и украшенный спереди крылатым колесом, которое властелины. Персидской монархии присвоили себе, как знак царского достоинства, после завоевания Ассирии. Фигура его дышала неутомимой и гибкой силой, упругостью натянутого стального лука, невыразимой легкостью движений и несравненной быстротой. Иудейская царевна и знатный перс оба были прекрасны и являли совершенный контраст: семитка и ариец, — представительница смуглой расы юга, жившей целыми поколениями во время египетского рабства под знойным дыханием ветра пустыни, наложившего на нее жгучую печать южного солнца, и белокурый представитель того народа, который проник уже в северные, страны.