Зороастр
Шрифт:
Все это было известно Зороастру, и после встречи с царицей он понял, что она желает установить свое влияние на него.
Но после поединка с царем он поклялся служить ему верой и правдой и боялся, что планы Атоссы столкнутся с намерениями царя.
Поэтому он холодно принял ее предложение быть ему другом и проявил в разговоре с нею самую церемонную учтивость.
С другой стороны, он отлично понимал, что если она вознегодует на его обращение с нею и удостоверится в любви его к Негуште, в ее власти будет породить трудности и осложнения, которых он имел полное
Она, конечно, узнает, что царь пленился Негуштой. Дарий был почти неспособен к скрытности; мысль и дело следовали у него друг за другом, без всяких колебаний. По большей части он поступал справедливо, потому что побуждения его были благородны и возвышенны. Он говорил то, что думал, и немедленно приводил в исполнение свои слова. Ложь была ему ненавистна, как яд, и единственная неправда, в какой он был повинен, была произнесена им в ту минуту, когда, стараясь добиться доступа в покои Лжесмердиза, он объявил страже, что привез важные вести от своего отца. Он оправдывал эту ложь пред своими сообщниками, шестью остальными князьями, объясняя, что солгал лишь ради того, чтобы спасти Персию, а когда ему выпало на долю занять царский престол, он с величайшею добросовестностью исполнил все данные им обещания относительно освобождения страны от тирании, религиозного деспотизма и вообще от всего, что он называл «ложью».
Дарий не счел нужным допрашивать Атоссу о ее семимесячном браке с самозванцем. Ей было хорошо известно, кто был этот человек, но Дарий отлично понимал ее характер; он знал, что она готова сделаться женою всякого, кого увидала бы на троне, и что ее советы могут быть неоценимы для правителя. Сама она никогда не вспоминала при Дарии о минувших событиях, зная, с одной стороны, его ненависть ко лжи, с другой — то, что раскрытие всей правды только опозорит ее. Дарий с самого начала дал ей понять это.
Относительно прошлого она была спокойна; что же касается будущего, она сулила себе огромное место при Дарии, если он восторжествует, и неограниченную свободу в выборе его преемника, если он потерпит неудачу.
Но все это не помогло Зороастру понять, что ожидает впереди его самого. Им овладело страстное желание поскорей увидать Негушту и поговорить с нею; ему так много надо было сказать ей.
Но Зороастр не мог оставить своего поста. Ему было дано повеление ожидать утром царя на восточной террасе, и он должен был оставаться здесь, пока Дарию не будет угодно выйти из своих покоев, а он знал, что Негушта не осмелится сойти в эту часть дворца.
Зороастр удивлялся, что царь все еще не показывается, и досадовал на это промедление, видя, как солнце поднимается все выше и выше, а тени на террасе сгущаются.
Утомленный ожиданием, он опустился в кресло, в котором сидела пред тем Атосса, и сложил руки на рукоятке меча, покоряясь своей судьбе со спокойствием привыкшего к дисциплине воина.
Он сидел, погрузившись в мечтания.
Вперив взор в ясное небо, он забыл о жизни, о своей любви и о всем настоящем.
Его душа воспарила к помыслам, более свойственным и более родственным его глубокому разуму.
Внимание
VII
После разговора с Зороастром Атосса ушла с террасы с твердым намерением сейчас же вернуться, но, пока она спускалась с лестницы, у нее сложился новый план.
Поэтому, вместо того, чтоб продолжать путь к портику внутреннего двора, она, сойдя с последней ступени, повернула в тесный проход, который вел в длинный коридор, скудно освещенный редкими, небольшими отверстиями в стене.
Маленькая дверца открывала доступ в этот потаенный ход и, входя в него, Атосса затворила за собою дверь, стараясь плотно замкнуть ее. Но задвижка заржавела, и, чтоб запереть дверь, царица положила свиток, бывший у нее в руках, на узкое каменное сидение у входа, затем сильно нажала задвижку пальцами и вдвинула ее на место.
Сделав это, она повернулась и быстро пошла по темному коридору. На противоположном конце его маленькая витая лестница вела наверх и терялась во мраке. На самых нижних ступенях виднелись в полутьме какие-то пятна.
Атосса подобрала свой плащ и нижнюю тунику и пошла, брезгливо ступая, с выражением отвращения на прекрасном лице.
Это была кровь Лжесмердиза, ее последнего супруга, убитого Дарием на этой темной лестнице всего три месяца тому назад.
Царица пробралась ощупью наверх и достигла площадки, на которую узкое отверстие пропускало немного света. Выше были окна, и Атосса внимательно осмотрела свою одежду и смахнула с плаща несколько пылинок, насевших на него со стены.
Наконец, она дошла до двери, выходившей на террасу, очень похожую на ту, где она оставила Зороастра, с тою разницей, что пол здесь был не так гладок, а промежутки между колоннами до половины заполняли ползучие растения.
На одном конце террасы были разостланы богатые ковры и небрежно брошены одна на другую несколько громадных шелковых подушек самых нежных цветов. Три двери, скрытые занавесями, выходили на балкон, и около средней сидели на корточках, тихо разговаривая между собой, две невольницы в белых одеждах.
Атосса пошла по мраморным плитам. Шелест ее мантии и резкий, короткий звук каблуков заставили обеих невольниц встрепенуться и вскочить на ноги.
Они не знали царицу, но сочли за лучшее низко преклониться перед ней.
Атосса знаком подозвала к себе одну из них и милостиво улыбнулась, когда темнокожая девушка приблизилась.
— Твоя госпожа Негушта? — спросила она, но девушка бессмысленно смотрела на царицу, не понимая языка.
— Негушта, — повторила Атосса, отчетливо произнося это имя с вопросительною интонацией и указывая на скрытую занавесью дверь.
Невольница кивнула и быстрее молнии исчезла за дверью, оставив Атоссу в некоторой нерешительности. Она не хотела посылать за еврейскою царевной, так как думала, что Негушта будет более польщена, если увидит царицу, дожидающуюся ее выхода.