Зов из бездны
Шрифт:
От этого совета пришел я в полное изумление, ведь не княжеский он был, а разбойничий. И, поразмыслив недолгое время, произнес:
– Ты предлагаешь мне ограбить чужих торговцев?
– Именно чужих, — сказал Бедер. — Вряд ли правитель Таниса обрадуется, если ты выберешь его корабль. Но есть и другие, из Тира, Сидона, Библа и Арада. Их тут как пчел на кувшине с медом! Выбирай!
– Однако грабеж — плохое деяние! — возразил я. — Не богоугодное!
Князь хищно усмехнулся:
– Плохое, если желаешь обогатиться и набить свою казну. Но твои сокровища принадлежали Амону, и ради него ты отнимешь богатства торговцев. Для святого дела
«Совсем не ясно, — подумал я, — то ли князь издевается надо мной, то ли говорит всерьез». Я бросил взгляд на Феспия, но увидел лишь плотно сжатые губы, крепкий подбородок и блестящие глаза; остальное скрывала бронза шлема. Мой спутник молчал, и я не мог понять, как он относится к княжеским советам.
– Ты сказал: отнять богатства у торговцев… А вдруг не устрашит их гнев Амона? И как тогда мне это сделать? Чем пригрозить? — Я простер руки к солнечной ладье Ра и воскликнул: — Видит Амон, нет у меня оружия, и во все дни не сжимали пальцы мои меч и секиру! Возьму я чужое серебро, а торговцы и корабельщики схватят меня и сбросят в море!
– Не сбросят, — нарушил молчание Феспий. И грохнул обухом секиры о бронзовую пластину пояса.
Князь Дора расхохотался. А отсмеявшись, вытянул к Феспию руку и сказал:
– Вот, египтянин, твой меч, вот твоя секира! Могу еще и копье подарить! Дабы трусливые торговцы и их корабельщики слова поперек не вякнули! А кто вякнет, станет кормом для рыб. Так, сын Алфея?
– Так, — прогудело из-под шлема.
– Тогда идите и делайте, как я сказал. Только не с кораблем, что стоит в моей гавани или выйдет из нее в море. Мне худая слава не нужна! Да и вряд ли найдется здесь подходящее судно — кораблей в Доре немного и товары на них бедные. А вот Тир — другое дело!
С тем мы и ушли.
Посреди извилистой улицы, что вела к воротам, копались в груде помоев собаки и свиньи. Обогнув их, Феспий остановился, снял высокий шлем, вытер со лба испарину и произнес:
– Хороший совет дал Бедер. Правильный! Ради Амона не грех распотрошить торговцев. Только ты, Ун-Амун, в Тире не ошибись, найди корабль с богатым грузом. В этом я тебе не помощник.
– Почему в Тире? — спросил я. — Почему князь так сказал, а ты повторяешь?
– Потому, что в Тире больше кораблей и торговля богаче, а князю это не нравится. Завидует он и желает, чтобы не про него худая слава шла, а про Тир. — Феспий задумчиво уставился на свиней и псов. — Мог бы, так утопил бы этот Тир в свином дерьме! А заодно Библ, Сидон и Арад… Тогда возвысился бы Дор, торговал бы с Танисом и с купцами из северных земель, что называют у вас Сати. Другой был бы дворец у этого бурдюка с вином и другой город!
Феспий смолк и плюнул на кучу помоев, будто весь Дор оплевал, ничтожный и грязный.
Мы зашагали к воротам, выбрались из города и вскоре были у причалов. Наше судно охраняли пятеро гребцов под командой Элисара. Мангабат расположился в харчевне, в тени крытого пальмовым листом сарая, ел лепешку с жареной рыбой и запивал пивом. Брюхо дремал под кормовым настилом, обхватив обеими руками корзину с кедровым ящичком. Элисар и его гребцы метали кости; ничего ценного у них не было, а потому проигравшему отвешивали пару оплеух.
– Созывай людей, поднимай парус, плывем в Тир, — сказал
Хоть молвил я такие слова, но сам не был уверен в обещанном благополучии.
СТРАНА ДЖАХИ. ТИР
Недолго плыть до Тира, когда помогают течение, парус и весла, и были мы там к вечеру этого дня. Но не могу сказать, что нам сопутствовала удача. Скорее, наоборот: двое гребцов, поевших в Доре тухлой рыбы, маялись животами, пьяный корабельщик свалился в море и исчез в волнах, налетели какие-то морские птицы и обгадили палубу и мешки с зерном и финиками. Вдобавок Миркан, правивший кораблем, взял слишком близко к берегу, и мы едва не налетели на подводную скалу, отделавшись сломанными веслами. Должно быть, в брюхе у Миркана весело плескалось пиво, и забыл он, что здешние воды коварны и хватает в них мелких островков и невидимых глазу камней и отмелей под волнами.
Мангабат ругался и проклинал сидевших на веслах вшивых ублюдков и краснозадых обезьян, а я не знал, что думать. Возможно, наши корабельщики слишком обленились в Доре, слишком много выпили пива и дрянного вина, но вдруг все эти несчастья — божье знамение? Знак того, что разгневанный Амон покинул нас, отдав на волю ветра, волн и коварства людей? Что бог уже не ведет нас к цели, что он отвернулся от меня и моих спутников? Похоже на то! Один погибший, двое недужных, сломанные весла, а вместо сокола-Гора — стая мерзких птиц… Только шердан еще не хватает!
Но Амон нас пожалел или просто отвел свой гневный взор, так что разбойников мы не встретили и на вечерней заре вошли в Южную гавань Тира, называемую также Египетской.
Раньше, чем я успел разглядеть город, ладья Амона-Ра покинула небо, исчезнув в морских волнах на западе. Только высокие зубчатые стены с башнями встали предо мной в последних солнечных лучах, только эти стены и множество кораблей, одни — у каменных пирсов, другие — на водах гавани, третьи — у ограждавших ее дамб. Но и этого хватило, чтобы понять: Тир — не убогий город князя Бедера. Впрочем, и не Фивы; храм, в котором я служу, не меньше Тира с его гаванями.
Мы заночевали на корабле, а утром обнаружилось, что трое гребцов, родом тиряне, исчезли. Мангабат помрачнел и, когда мы ступили на каменные плиты пристани, отозвал меня подальше от судна. Затем, упершись взглядом в землю, молвил:
– Люди боятся, Ун-Амун. Еще в Доре эти обезьяны поговаривали, что бог Египта может мстить за кражу и совершенное нечестие. Теперь они в этом уверены: Адгарбал поскользнулся и пошел ко дну, Софер и Асур недужны, три весла сломаны, и Миркан чуть не разбил корабль. Да еще эти птицы… — Кормчий поскреб в бороде. — Плохое знамение, очень плохое! Боюсь, этот жабий помет разбежится… Кто тогда будет грести и натягивать парус?
– Чего ты хочешь? — спросил я, заметив, что мореходы не пошли в город, а столпились у судна. Похоже, они ждали, чем кончится наш разговор.
– Ну… я думаю… думаю… — Мангабат спрятал глаза за тяжелыми веками. — Если один бог гневен, надо бить поклоны другому. Тут, в Тире, святилище Мелькарта… Мы могли бы помолиться в нем, принести жертву, просить о заступничестве…
Я покачал головой:
– Ты не понимаешь, Мангабат. Этот Мелькарт перед Амоном, как трава перед быком, как пыль перед ветром. Если Амон гневен, другие боги не защитят.