Зов сердца
Шрифт:
— Восхитительно! — воскликнула она, сложив руки. — Никто не поверит, что вы только что не с корабля, прибывшего из Франции. Сначала шелковые чулки и вечерние туфли, а потом, если вы позволите, я поколдую над вашими волосами, и все решат, что вы прибыли прямиком из самого Версаля!
Волосы Сирен были уложены и напудрены, хотя она сомневалась, стоит ли их начесывать, но это, видимо, было необходимо. Когда, наконец, ей позволили взглянуть в зеркало, оставалось только сидеть и разглядывать себя.
Женщина, которую
— Видите? Воплощение моды! — трещала портниха. — Нужно только нанести заячьей лапкой капельку румян, может быть, одну-две мушки и — voila. Сердца будут разбиты, возможно, даже сердце самого мсье Рене Лемонье, а?
— Возможно, — с легкой иронической усмешкой произнесла Сирен.
— Значит, вы разрешаете? — Женщина достала заячью лапку и баночку с румянами.
— Разрешаю.
Они как раз заканчивали с румянами, когда снаружи на лестнице раздались шаги Рене. Портниха прервала свое занятие и заставила Сирен подняться. Отступив на несколько шагов, она ждала с оживленным лицом. Рене открыл дверь и вошел в дом. Послышались тихие голоса — служанка встретила его и взяла у него шляпу. Через минуту он появился в проеме спальни.
Едва ступив на порог, он резко остановился. Женщина, стоявшая перед ним, была совершенством, изящество сочеталось в ней с воздушностью, но мало что в ней напоминало Сирен. Он думал, что, одетая и причесанная, как другие женщины его круга, она перестанет выделяться, станет более обычной. Вместо этого в ней проявилось качество, похожее на то, которое воспитывалось у дворян. Ее обычная манера держаться прямо и гордо в сочетании с придворным нарядом подчеркивала ее природное благородство. Это смущало и тревожило.
Он медленно вошел в комнату, тихо произнес:
— Так-так.
— Мы как раз перешли к мушкам, месье, — заявила мадам Адель. — Что вы скажете? Маленькое сердечко в углу рта, чтобы привлечь взгляды к его форме, или, может быть, розочка под глазом, чтобы направить внимание туда?
— Ничего.
— Ничего? Но, месье, это модно!
— Там нет никаких изъянов, которые стоило бы скрывать. Зачем украшать совершенство? — Он остановился перед Сирен, осматривая ее.
— Да, конечно, — признала портниха.
— Вы можете оставить нас, мадам.
— Разумеется. Да. Сию минуту. — Улыбаясь
Когда она ушла, Сирен облизнула губы.
— Ты… ты доволен? — спросила она.
— Я Доволен — частично.
Она бросила на него изумленный взгляд.
— Только частично?
— Кажется, я предпочитаю ночную рубашку.
— Тебе нужно научиться разбираться в том, чего ты хочешь.
Его губы слегка дрогнули.
— Нужно. Я купил тебе подарок, но теперь не уверен, что мне следует отдавать его тебе.
— Потому что ты считаешь, что я и так уже слишком хороша? — спросила она с потемневшими глазами.
— Потому что он тебе не нужен, и ты несомненно найдешь какой-нибудь способ заставить меня почувствовать себя подлецом.
— Это невозможно, — сказала она ядовито, — если, конечно, ты не…
— Если я не подлец? Благодарю, теперь мне нечего бояться.
Он вынул из кармана жилета маленькую бархатную коробочку. Взяв ее руку, он вложил в нее коробочку. Она приняла ее неуверенными пальцами и открыла. Она увидела блеск и сияние драгоценностей, потом одной рукой перевернула ее и вытряхнула пару подвесок, выполненных из грушевидного жемчуга неправильной формы, прикрепленного к цветочным розеткам, усыпанным бриллиантами.
Она долго не могла вымолвить ни слова. Наконец она проговорила:
— Ты слишком щедр.
— Вовсе нет.
Его вежливый тон злил ее.
— Понятно. Ты будешь ждать ответной платы.
— Разве? Рене не мог ответить.
— А ты предлагаешь заплатить? — спросил он.
— Ты знаешь, что нет! — огрызнулась она, ее глаза вдруг сверкнули так же ярко, как бриллианты. — Меня нельзя так легко купить.
— Такая возможность существовала всегда.
— Это твоя ошибка, и очень дорогая.
Когда она сердилась, то становилась больше похожа на ту Сирен, которую он знал, горячую и искреннюю.
— Может быть, и нет. Ты их наденешь?
Почему бы нет?
Она покажет ему, что не намерена позволять, чтобы ее таким способом вынуждали чувствовать себя обязанной. Она вынула из ушей маленькие золотые сережки в форме кольца — подарок, полученный на конфирмацию, когда ей было двенадцать лет.
— Позволь мне, — сказал он и, взяв одну из подвесок, начал осторожно продевать ей в ухо. Холодный металл впивался в мягкую мочку, упорно протискиваясь в проколотое отверстие. Шпенек был крупнее, чем на ее серьгах, он прошел сквозь отверстие, растягивая нежную кожу. Он закрепил с тыльной стороны хитроумное устройство, удерживавшее шпенек, потом принялся за другую подвеску. Она словно нехотя подняла на него глаза. Он улыбнулся ей, потихоньку проталкивая в ее ухо вторую серьгу, и прикосновение костяшек его пальцев к ее щеке было похоже на ласку.