Зоя
Шрифт:
— Саймон! Что подумает миссис Уитмен! Прекрати… мы помнем постель!.. Саймон!..
— Очень на это надеюсь!
— Саймон! Вставай, слышишь? — Она тоже засмеялась. Саймон сидел на кровати и как ни в чем не бывало болтал ногами.
— Никогда!
— Ты пьян!
Но он весь день почти ничего не пил, кроме рюмки хереса, от которой опьянеть не мог. Видно было, что он безмерно доволен собой. Он протянул руку и приблизил Зою к себе.
— Я не пьян. Но ты была права, сказав утром, что тебя похитили. Я решил, что тебе было бы полезно сбежать на денек-другой, любимая. И вот мы здесь, укрылись
— Ты это серьезно? Мы остаемся здесь?
— Да. Вообще-то, — впервые он немного смутился, — я позволил себе некоторую вольность и захватил кое-что из вещей, которые могли бы тебе понадобиться. — Виду него был смущенный, и Зоя вопросительно посмотрела на него.
— Саймон, ты бесподобен!
Она, как ребенок, прыгнула к нему на кровать, обняла его за шею и поцеловала. Выяснилось, что он купил ей красивую шелковую ночную рубашку и пеньюар, в тон к ним тапочки, а также всевозможные кремы, лосьоны, шампуни, пену для ванны, которые, по его мнению, могли ей понравиться, а также помаду двух оттенков, зубную щетку и тюбик зубной пасты — такой, какую он заметил в ее ванной комнате. Все это Хирш упаковал в небольшой чемодан, который принес наверх несколько минут спустя и поставил в соседней спальне, и Зоя принялась разглядывать содержимое, иногда вскрикивая от восторга…
— Но что подумает миссис Уитмен, если мы останемся здесь, Саймон? Она ведь знает, что мы не женаты.
Миссис Уитмен производила впечатление ужасно чопорной, хотя Саймону было известно, что она совсем не таких строгих правил и обладает прекрасным чувством юмора. Кроме того, трудно было препятствовать двум таким пылким влюбленным, как они.
— Ну что она может подумать, Зоя? У нас ведь отдельные спальни.
Зоя кивнула и вновь занялась разбором сокровищ, которые купил ей Саймон; она была ужасно тронута, обнаружив в чемодане большой флакон своих любимых духов.
— О боже, Саймон, ты, кажется, предусмотрел абсолютно все!
— Очень на это надеюсь. — Он снова обнял ее, а затем спустился вниз и принес остатки сандвичей и бокалы с хересом. Он предложил поехать в ресторан, но Зоя сказала, что не голодна.
— Здесь чудно.
Он зажег камин, и они уютно расположились около него, поглощая сандвичи с кресс-салатом и нежные маленькие английские бисквиты, которые, кантона сказала, были точно такими же, какими угощала Зою в детстве бабушка.
— Все прекрасно, дорогая, не так ли?
Она наклонилась и поцеловала его, и он покраснел от удовольствия.
Зоя вышла из его спальни около девяти часов и пошла к себе в комнату приготовиться ко сну. Они оба устали, и Саймон чувствовал, что она нервничает. Он слышал, как она принимает ванну, ходит по комнате.
Ему было ужасно интересно, что она делает, как выглядит в новенькой ночной рубашке цвета слоновой кости. Именно такую рубашку стоило надеть в брачную ночь, и именно так он представлял себе их «секретный» уик-энд. Саймон медленно подошел к двери и тихо постучал, и, когда дверь открылась и он увидел Зою, у него перехватило дыхание.
— О боже… Зоя, ты выглядишь бесподобно!..
— Это так красиво, Саймон… спасибо… — Она сделала несколько шагов назад и робко посмотрела на него.
Он никогда еще не видел никого прекраснее. В этот момент она выглядела одновременно и царственно, и призывно, и он с трудом сдержал себя, чтобы не броситься на нее. Он не осмелился: она чем-то напоминала хрупкую фарфоровую статуэтку вроде тех, что стояли в гостиной миссис Уитмен.
— Зоя…
Она едва заметно улыбнулась ему; это была не девушка, а женщина; женщина, которая пришла сюда, чтобы любить его со страстью, с нежностью, с лаской и добротой… Глядя на него, она чувствовала, что господь благословил ее в тот день, когда она встретила его.
— Зайди ненадолго, — проговорила она охрипшим от волнения голосом.
Саймон переступил через порог и, чувствуя, что больше не в силах сдерживать себя, обнял ее, и рубашка медленно сползла с ее плеч. Понадобилось легкое прикосновение, чтобы она спустилась к талии, затем скользнула по стройным бедрам, — и через мгновение она стояла перед ним обнаженная.
— Я так люблю тебя.
Он почти не мог говорить, целуя ее губы, шею, груди, потом его губы заскользили по ее телу, а затем он одним сильным движением поднял ее на руки и положил на кровать, а через мгновение уже лежал рядом.
Он овладел ею так, как ему страстно хотелось с того самого дня, когда они встретились, и в комнате было тихо, когда наконец они лежали рядом удовлетворенные, счастливые, соединенные на всю оставшуюся жизнь. Она была всем, о чем он мечтал. В ней было даже больше, чем он мог когда-либо мечтать.
— Я люблю тебя, Саймон. — И, произнеся эти слова, она подумала, что любит его так, как не любила ни одного мужчину до него. Теперь она стала женщиной, его женщиной, и всегда будет ею. Настоящее и будущее принадлежат им, а прошлое стало тусклым воспоминанием…
Они вернулись в его комнату, выключили свет и лежали в постели, глядя на раскаленные угли в камине.
Они снова предались любви, а потом уснули в объятиях друг друга; их мечты осуществились, тела слились воедино, их жизни связались так прочно, как если бы они поженились в эту ночь. Это была настоящая брачная ночь, а на следующее утро их уже ждал завтрак на подносах в гостиной миссис Уитмен. Зоя накинула на голое тело атласный пеньюар цвета слоновой кости и пошла за Саймоном вниз, смеясь от счастья.
— Грешить не так уж плохо, а? — прошептала она, с аппетитом поглощая горячие булочки с черникой. Она передала булочку Саймону и налила ему кофе. Ей казалось, что он — ее первый мужчина. Она так давно была женой Клейтона — и вот теперь принадлежит другому. Саймон лишь улыбнулся и покачал головой.
— Я вовсе не чувствую себя грешником. Я чувствую себя твоим мужем.
— А я себя — твоей женой, — тихо сказала она и посмотрела на него; в ее взгляде можно было прочесть все, что она чувствовала. Не говоря ни слова, он взял ее на руки и понес наверх; булочки остались недоеденными, кофе — забытым…