Зуб дракона
Шрифт:
– Позвони в управление, скажи, что организуем засаду. Бугаев позавчера уехал, предположительно в Баку. Будет, вероятно, сегодня вечером или завтра в течение дня. Передай, что на квартире нашли примерно два килограмма героина. Ну, и так далее.
Заметив вошедшего в комнату Дронова с обрезом карабина в руках, я добавил:
– И еще обрез кавалерийского карабина калибра семь шестьдесят два. Скажи, что помощи не требуется, справимся своими силами…
Последующие часы прошли в томительном и изнуряющем в своем однообразии ожидании. Сафарова безучастно смотрела на экран телевизора, время от времени занимаясь своими домашними делами и не обращая на нас никакого внимания, словно нас здесь и не было. Ближе к ночи, перекусив принесенными Козловым из ближайшей забегаловки бутербродами, я распределил время ночного дежурства, выбрав себе самое трудное, с трех до семи утра, и отправился в соседнюю комнату вздремнуть. Привалившись на узкую, но очень удобную кушетку, я ослабил брючной ремень, скинул ботинки и с наслаждением вытянулся уставшим телом. На другой кушетке устроился Дронов.
Сон не шел. В голове у меня проносились обрывки мыслей, какие-то ускользающие видения. Несколько раз я начинал мысленный спор с Игорьком, и всякий раз спор оборачивался в мою пользу. Все же удобно спорить с кем-то, отвечая за обоих и приводя нужные самому себе аргументы. Наконец, поймав себя на субъективности, я решил прекратить. И все же мелькнула напоследок мысль «Ах, Игорек, Игорек… Тебе хорошо рассуждать о гуманности. Ведь это же не твою жену изнасиловали, а потом задушили ее же лифчиком…». Кажется, с этой мыслью я и провалился в душный сон.
Сны мои состояли из сплошных фантасмагорий. Бегал по магазину с пистолетом в руках Вовка-дурачок, почему-то с голой женской грудью. Вокруг него скакала орущая и хохочущая толпа каких-то оборванцев в самых немыслимых лохмотьях. Перекрывая всеобщий гвалт, дребезжал старческий голос «Наташенька, зоренька, дедка мой помирает, ломка у него. Дай героинчику, я знаю, у тебя есть…» Потом все исчезло, и я увидел голую, с выкошенной травой поляну, заваленную окровавленными трупами. В центре ее стоял Игорь, почему-то в форме офицера СС с закатанными рукавами и с пулеметом в руках. Он жутко скалил зубы и кричал мне «Я обманул тебя, Валька! Обманул!!! Я и сам люблю убивать! Я и тебя тоже убью…». Я стоял перед ним на коленях, абсолютно голый, а над нами, подобно Карлсону, кружился в воздухе полковник Доронин и кричал в помятый жестяной рупор «Вы оба не правы! Оба».
Очнулся я от прикосновения. Надо мной, согнувшись, стоял Козлов и потряхивал меня за плечо.
– Товарищ старший лейтенант, время…
Я резко поднялся, затянул ремень и надел ботинки.
– Как, Андрей, все нормально?
– Так точно, нормально.
Поднимаясь с кушетки, я похлопал его по плечу.
– Ну, ложись, сержант, отдыхай…
Умывшись в кухне холодной водой из-под крана, и выпив крепкого остывшего чая, я закурил и сел к столу, в угол, подальше от окна.
За последующие два часа я обкурился до одури. Сидеть в засаде мне было не впервой, в этом Доронин был прав. Еще когда я учился в училище, мне приходилось участвовать в трех десятках задержаний. Но привыкнуть к томительному ожиданию я так и не смог за эти годы. Все напряжение, которое скапливалось за долгие часы ожидания, в какой-то момент ударяет в голову, как хорошая доза алкоголя, и тогда мир перестает казаться реальным, приобретая оттенок фантастичности. Впрочем, в нужный момент это ощущение проходит, это я тоже знаю по опыту. И тогда голова становится кристально чистой, а движения четкими и безошибочными. И все же ждать да догонять, – хуже некуда. Подумав об этом, я усмехнулся. По сути, вся моя работа именно в этом и заключается: ждать и догонять, догонять и ждать…
В семь часов я разбудил Дронова и занял его место, наказав разбудить меня в девять часов.
Поднялся я совершенно разбитым, чувствуя нездоровую дрожь во всем теле, и потому на предложение Сафаровой выпить чего-нибудь, с удовольствием согласился, наплевав на неподкупную чекистскую репутацию. Две рюмки холодной водки и горячий шницель несколько вернули меня к жизни. Во всяком случае, настолько, что я стал способен внятно говорить и действовать. В девять тридцать я набрал номер Доронина. Доклад мой был краток и не изобиловал эмоциями.
– Товарищ полковник, Безуглов докладывает. Ночь прошла без происшествий, Бугаев не появился. Ждем.
Доронин, явно недовольный, пробурчал:
– То, что Бугаев не появился, уже само собой по себе ЧП. А может он совсем не появится, а, Безуглов?
Покосившись на Сафарову, я подумал, что она все же, пожалуй, обманула меня вчера. Жить рядом с такой аппетитной дамочкой да быть монахом? И потому Доронину я ответил довольно твердо:
– Появится, товарищ полковник, уверен. Никуда он не денется.
– Ну, хорошо, коли ты уверен. А уверен в том, что помощь вам не потребуется?
– Так точно, не потребуется. Оружие мы у него изъяли…
Доронин перебил меня, пресекая мой оптимизм на корню:
– Ну, ты не очень-то обольщайся, Безуглов. То, что вы у него раритетные «ТТ» с обрезом изъяли, еще не значит, что у него больше ничего нет. Не забывай, что пистолет Решетова так и не был найден. Учти, старлей, Бугаев нам нужен. Очень нужен. Через него уйма наркотиков в город идет, а вот откуда, через кого, как – этого мы не знаем. А должны. Положение с наркоманией в городе угрожающее. Ты знаешь, сколько совершается преступлений в состоянии наркотического опьянения? Не забываешь сводки для разнообразия почитывать?
Поморщившись, я ответил:
– Так точно, почитываю, товарищ полковник.
Про себя я подумал «И что за манера у этих начальников читать нотации? Как чуть выше майора, – так сразу же тяга к лекторскому искусству появляется…». Доронин между тем невозмутимо продолжил, не догадываясь о моем недовольстве:
– Тогда сам должен понимать… Ну ладно, ждите этого субчика. Если что – немедленно звони мне. Понял?
Облегченно вздохнув от того, что лекция не имела продолжения, я ответил:
– Понял. Буду докладывать.
Время опять потянулось медленно, как патока. Ко всему еще Сафарова стала действовать мне на нервы. Она бесцельно слонялась по квартире, всем своим видом давая понять, что наше присутствие осточертело ей до крайней степени. Наконец, проведя предварительную подготовку, она пошла в открытое наступление. Сев в кресло напротив меня, она бессовестно оголила белую ляжку из-под полы халата, забросив ногу на ногу, и в упор уставилась на меня выпуклыми глазищами.
– Послушай, начальник, я знакома с законами гостеприимства, но ваше пребывание здесь затягивается, и я…
Я, и без того взвинченный бесплодным ожиданием, ответил ей тоном, далеким от любезного:
– Ты меня глазенками-то своими не гипнотизируй, не надо. Я тебе не Бугаев. И к тебе пришел не глазки строить. А чтобы жить спокойно, надо было замуж за работягу выходить, а не за жулика.
Эту стерву, похоже, трудно было чем-то смутить. Встряхнув облаком черных волос, она возмутилась с видом оскорбленного достоинства:
– Черт побери! Это мое дело, за кого замуж выходить! Дайте мне хотя бы в магазин выйти, у меня продукты кончаются.