Зуб дракона
Шрифт:
Оборачиваясь, я заорал на всю улицу:
– Валька! Черт не русский!
Глава 2. Безуглов
Как быстро бежит время! Казалось бы, еще вчера я уезжал из родного города, и вот, уже восемь лет спустя, я снова здесь. И сколько за эти восемь лет вместилось событий в мою жизнь? А здесь все здорово переменилось. За восемь лет я бывал здесь всего два раза, и каждый раз замечаю, как меняется город моего детства. На месте вчерашних окраин высятся параллелепипеды девяти и двенадцатиэтажек. Больше стало стекла и бетона, и, что очень грустно, меньше деревьев. Кажется, все живое замыкается в этих панельных коробках, прячется от чужих глаз и досужего любопытства. И сами люди меняются, их привычки, образ жизни и даже речь…
Ба, ба, ба… Что-то тебя, Безуглов, на лирику потянуло. Не замечал за тобой прежде. Похоже, становишься сентиментальным, старина! Ну, да Бог с ней, с лирикой. Подведем итоги. Сегодняшний день можно назвать удачным, несильно покривив при этом душой. Наконец я нашел этого полудурка, за которым рысачу уже целую неделю. И надо же было ему додуматься до такого? Приходить в магазины с игрушечным пистолетом и требовать денег. Причем вежливо, с «Пожалуйста». А на отказ так же вежливо говорить «Извините» и уходить. И ведь он действительно шизик. Справка из психушки свидетельствует, что «Танаев Владимир Викторович, 1974 года рождения, действительно страдает параноидальной шизофренией…» Ну, и так далее. Странно только, что псих разгуливает на свободе, когда его место в психушке. Но если врачи убеждены, что он «тихушник», то значит, так оно и есть. Продавцы и кассиры только смеются над ним, привыкли уже к его появлениям, и если бы не та слабонервная дамочка из сберкассы, то можно было бы и не обращать на него внимания. Во всяком случае, я свое дело сделал. Придурка этого застукал сегодня в магазине, адрес его известен. Мамаша божится, что он мухи не обидит. Надеюсь, мой новый шеф будет доволен. А то встретили меня как-то настороженно, с прохладцей. И все из-за того парня, на место которого меня направили. А разве я виноват, что он погиб? Работа такая. Мне вот тоже две лишние дырки в организме сделали, так что же теперь? Когда идешь в милицию работать, надо быть готовым и к этому. Парня, конечно, искренне жаль. Мне тоже приходилось терять друзей, и я знаю, что это такое. Давно уже нет в живых Петушка, Сережки Петухова, погибшего от заточки в живот в пьяной драке в общаге «химиков». При задержании озверевшего от водки старателя погиб старлей Юра Коновалов, получив дуплет картечи в грудь. У него осталась жена с двумя детьми. И сколько их еще погибло, с которыми я не был знаком лично?
А вообще, довольно лирики, Безуглов. А то ты еще и над собой, неприкаянным, слезу прольешь. Нет, приятель, ты явно начинаешь стареть… Ладно, сейчас надо отправиться домой, хорошенько отдохнуть. Неделька выдалась та еще. И благо бы делом занимался. А то поручили, как курсанту, какого-то шизика отлавливать. И сегодня надо еще раз Игорьку позвонить. А то уже две недели как приехал, а встретиться все не можем…
Продираясь сквозь толпу, я зябко поежился и поднял воротник пальто. К вечеру похолодало, редкий снежок сыпал на непокрытую голову, и я уже начал поругивать себя за пижонство. Вполне можно было бы пойти и в шапке.
У кинотеатра «Орион» густо толпился народ. На афише, освещенной неоновым светом, призывно полыхало кроваво-красным «Терминатор-2». На мгновение в голове мелькнула мысль: «А не пойти ли?..». Перспектива провести в уютном зале ближайшие два часа почти полностью захватила меня, и тут я увидел Игорька. Он вышел из магазина напротив, одной рукой прижимая к боку полиэтиленовый пакет, в другой, в такт шагам, покачивался коричневый учительский портфельчик.
Он почти не изменился, и я его сразу узнал, как будто что-то под сердцем кольнуло. Сразу позабыв про кино, я бросился через улицу, в два прыжка нагнал Игорька и схватил его за плечи. Нарочно мертвой хваткой, чтобы не смог сразу обернуться. Игорек задергался и стал потихоньку осыпать меня матерками. Я всегда поражался: откуда он, сын интеллигентных родителей, знал такое множество «великих» русских выражений? А он всегда отшучивался, что, хоть мать у него учительница, а отец инженер, зато дед по отцу – сапожник, и это не иначе, как дедушкино наследство. Пока я припоминал это, Игорек завелся уже не на шутку, а я стоял и улыбался во весь рот, чувствуя, как волна нежности к этому длинноногому обормоту разливается в груди. Все же я чертовски люблю этого балбеса и матершинника. После Вали я никого так не люблю, как его. А сейчас, когда Вали уже нет, наверное, только он один и остался мне самым близким человеком. И время не разъединило нас, напротив. Сегодня, как никогда, я нуждаюсь в этом оболтусе, с которым у меня связаны все самые беззаботные детские воспоминания.
Игорек между тем стал усиленно пихать меня локтями, и я, наконец, сжалился над ним. Ослабив хватку на его плечах и блаженно улыбаясь, я сказал:
– Игорек, а материшься ты, как и прежде, виртуозно. Это всегда было твоим главным достоинством.
Опустив руки, я с легким прищуром смотрел, ожидая его реакции. Игорь стремительно обернулся. В упор на меня смотрели его черные, широко раскрытые глаза.
– Валька! Черт нерусский! Это же ты, Валька!..
Обнявшись, мы минут пять дубасили друг друга кулаками по спине, не в состоянии ничего сказать. Все-таки чертовски приятно, спустя десять лет, встретиться с лучшим другом юности.
Немного успокоившись, мы перестали выколачивать друг из друга пыль воспоминаний и теперь вглядывались в лица. Все же он переменился, мой Игорек. В уголках глаз уже появляются «гусиные лапки», и морщинка поперек лба не разглаживается окончательно. Это, пожалуй, после смерти отца. Ах, Игорек, Игорек…
Пристально глядя на меня, Игорь как-то вдруг болезненно сморщился, кивнул на мою голову и упавшим голосом спросил:
– Что это, Валька?
Я машинально потрогал виски. Седина, появившаяся у меня после Валиной смерти, была заметна даже при вечернем слабеньком освещении. Криво усмехнувшись, я отшутился:
– Не обращай внимания, Игорек. Знаешь, в Якутии снега много, вот и запорошило.
Игорь моего тона не принял.
– Какого черта! Тебе же всего двадцать восемь.
На этот раз я не стал отшучиваться.
– У меня, Игорь, жена… умерла. Уже пять лет. Вот с тех пор и хожу с благородной сединой. Как, по-твоему, мне идет?
Опережая все его вопросы, я добавил:
– Я расскажу тебе. Попозже. Может, завалимся куда-нибудь? Что же здесь-то, посреди улицы?
Игорь наклонился, поднял пакет с портфелем и потянул меня за рукав.
– Пойдем ко мне, мама будет рада тебя видеть. Ты все там же, у тетки? Переночуешь у меня, чтобы не мотаться через весь город.
Я остановил его движением руки, кивнув головой на вход в магазин.
– Подожди, я зайду, возьму бутылочку. Надо отметить встречу.
Вынув из кармана ключи, я протянул их Игорьку и показал на свою «девятку», стоящую поодаль у тротуара.
– Иди, садись в машину. А я мигом.
Игорь, подбросив ключи на ладони, удивленно приподнял брови.
– Ого! Имеешь, значит, собственный кабриолет? Так сказать, священная частная собственность?
Добродушно усмехнувшись, я похлопал его по плечу.
– Брось, Игорек. Психология люмпена идет тебе еще меньше, чем матерщина. И откуда в тебе такие замашки?
Игорь ухмыльнулся.
– От дедушки, царствие ему небесное.
Я недоверчиво хмыкнул.
– Ну-ну… Кстати, для меня авто не роскошь, а средство передвижения. При моей работе без колес хреново.
Игорь иронично приподнял правую бровь.
– Да ну? И кем же ты трудишься? Почтальоном?
– Нет, Игорек. Я в милиции работаю.
Его растерянную физиономию надо было видеть. Немного полюбовавшись произведенным эффектом, я повернулся и нырнул в дверь магазина, оставив его в одиночестве переваривать новость. Когда я вернулся, Игорь сидел в машине, тупо уставившись в одну точку. Я мысленно усмехнулся. Соображает. Когда-то мы до хрипоты спорили о выборе профессии, и уж что-что, а работа в милиции никогда не фигурировала в наших дебатах. Игорь давно четко и конкретно знал, что станет историком, это у него бзик такой. Я же с детства был болен небом, но в училище меня не приняли, подвел вестибулярный. И теперь, похоже, моя новость для Игоря, – как пыльным мешком по голове.