Зубровский
Шрифт:
– Он на меня кинулся, – захлебываясь и еще не отойдя от горячки недавнего боя, бормотал рослый широкоплечий сержант Колотилин, у которого от страха автомат в руках ходуном ходил. – Ну, я и не стал дожидаться…
После напряжения боя людям хотелось курить. Огоньки папирос тлели в предрассветной темноте.
– Стрелял? – спросил командир спецотряда, маленький черноусый капитан Анискин.
– Я его хрясь по черепу, – Колотилин поводил круглыми, словно пьяными глазами, – стоит с-сука. Я опять – хрясь! Го-о-тов!
По растерянным лицам бойцов было видно, что многие до сих пор так и не поняли, какую веселую и жестокую шутку хотела сыграть с ними слепая судьба в лице этого теперь уже мертвого красавца, бросившегося на них с автоматом в руках. И не среагируй вовремя на его бросок Колотилин, еще неясно, сколько из них осталось бы лежать на этих камнях.
– Что орешь, дура? – строго сказал Анискин.
– Я не ору! – крикнул Колотилин.
Ему было жарко, и он скинул каску с головы. Вокруг них по обоим склонам каменистой ложбинки, полого спускающейся к Псоу, то густо, то поодиночке лежали убитые боевики. Молодые и старые, ловкие и неуклюжие, бородатые и безусые, с одной пулей в сердце и чуть ли не пополам разорванные автоматной очередью – как были они застигнуты густым автоматным и минометным огнем с крутого левого берега реки, так и лежали теперь зелеными кочками среди дымящихся воронок в серой предрассветной мгле. Восходящее солнце еще не пробилось сюда своими лучами, а лишь слегка коснулось вершин далеких гор, закутанных каждая в свое одеяние – от розового до фиолетового, и только царь гор Эльбрус облачился в пурпурную мантию.
– А почему не стрелял? – Анискин слегка дотронулся до трупа носком сапога.
– Да осечка, товарищ капитан, – виновато завозился с затвором Колотилин. – Песок в ствол попал…
– Должно быть, из задницы? – проворчал Анискин. Он чувствовал себя счастливым, видя, что все остались живы.
Наклонившись к трупу с явным намерением снять массивные золотые «ролекс», поблескивающие на волосатой руке чеченца, но, видимо, передумав в самую последнюю минуту, он сорвал травинку и сунул ее в рот.
– Обыскать, – покусывая травинку, капитан отвернулся в сторону.
Колотилин забросил автомат за спину и, придерживая его правой рукой, левой стал шарить в нагрудном кармане пятнистой куртки убитого.
– Глянь-ка, – с удивлением протянул он, рассматривая желтой кожи бумажник, извлеченный из кармана. – Кажись, это не чех…
– А кто? – поворачиваясь, недоуменно спросил капитан, продолжая жевать травинку.
– А хрен его знает, – ответил сержант. – Тут не по-нашему.
Анискин быстрым движением руки выхватил у него бумажник.
– Петров, – негромко отдал он команду, в полной уверенности, что тот, кому надо, ее услышит.
– Я! – От толпы отделился длинный нескладный солдат в сползшей на левое ухо зеленой защитной каске и, зашвыривая автомат за плечо, подбежал к капитану.
– А ну-ка, – ухмыльнулся капитан, протягивая бумажник. – Ты у нас универ кончал, грамотный…
Некоторое время Петров молча изучал документы, нервно подергивая ремень то и дело сползающего с плеча автомата.
– А-а-а, – наконец протянул он, словно догадавшись.
– Бэ-э-э, – передразнил капитан. – Что написано?
В толпе сдержанно засмеялись.
– Это по-арабски, – Петров сконфузился. – Похоже на паспорт. Абу Джаба… Гражданин Ирака.
Капитан присвистнул, удивленно скосив глаза на убитого.
– А нехилую мы птицу срезали, а Петров? – выплюнув травинку, он довольно похлопал рядового по плечу. – Наемник? Араб?
Он протянул руку за бумажником, но Петров, увлекшись чтением, не спешил расставаться с документами.
– Тут еще схемка, – торопливо забормотал он, довольный всеобщим вниманием, – плотина какая-то… и календарик на 2014… 11 февраля обведено черной краской…
– Дай-ка, – ухватив за краешек, капитан нетерпеливо потянул на себя бумажник. – 11 февраля, 11 февраля, – в задумчивости, как бы что-то вспоминая, повторил он. – Ну и что 11 февраля? Открытие Олимпиады?
– Мой день рождения, – хрипло рассмеялся Колотилин, поправляя каску на голове.
– Отставить! – Анискин недовольно посмотрел на него. – Шутить будешь с девками!
Петров молча передал Анискину документы. Просмотрев их, Капитан сунул документы себе в карман, а остальные, пренебрежительно махнув рукой, бросил на землю. Затем решительно нагнулся и, сняв «ролекс» с руки убитого, стал сверять по ним время на своих часах.
– Приберитесь-ка здесь, – он указал на трупы, и в сопровождении двух бойцов пошел к реке.
Вооружившись саперными лопатками, бойцы приступили к копке братской могилы. Когда яма углубилась на полметра, они по очереди за ноги стали таскать к ней мертвецов.
– Две новости, – с легким наклоном головы доложил Фанум, входя в кабинет Закаева. – Хорошая и плохая.
Эмиссар сидел на диване с рыжим котом на коленях. Увидев входящего секретаря, какое-то время молча смотрел на него.
– Давай плохую.
Остановившись возле дивана, помощник откашлялся.
– Только что звонил Умаров. Красавчик… он погиб.
– Что? – от неожиданности Закаев вскочил на ноги, сбросив кота на пол. – Это точно?
– Умаров сам был на месте, когда родственники забирали убитых.
– Как это произошло? – неприязненно посмотрев на помощника, эмиссар стал ходить по кабинету.
– Кадыровцы устроили засаду, – удрученно пробормотал помощник.
– А он не мог попасть к ним в лапы?
– Исключено. Умаров видел его труп.
Эмиссар сел, загремел четками.
– Достаточно полчаса, чтобы русская контрразведка выбила из него все детали операции, – сказал он после паузы. – Мы задумали большое важное дело – нельзя допустить срыва из-за глупой случайности.
– Вы же сами называли его львом, – осторожно напомнил Фанум.
Закаев усмехнулся, погладив рыжую бородку.
– Даже лев станет зайцем, если им займутся специалисты. Остается только надеяться, что он мертв.