Зубы Дракона
Шрифт:
Но здесь был Адольф Гитлер, несравненный фюрер Фатерланда, единственный автор решения социальной проблемы и в то же время обладатель силы, способной воплотить это в жизнь. Курт объяснил, что делал Ади и что намеревался сделать, и Ланни слушал с глубоким вниманием. «Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой», — был комментарий молодого человека.
Композитор ответил: «Когда увидишь это, и тогда и поверишь». А про себя он сказал: «Бедный Ланни! Он хороший парень, но слабак. Как и все остальные в мире, он впечатлен успехами». Пробыв любовником Бьюти в течение восьми лет, Курт знал американский сленг, и подумал: «Он готовится вскочить на подножку» [159] .
159
переити
Молодая пара отбыла в Берлин, добившись в Штубендорфе всего, что хотела. Курт снова их друг, готовый поверить всем хорошим новостям о них. Они могли просить у него, при необходимости, рекомендаций для представления нужным лицам. Они могли пригласить его в Берлин на выставку Дэтаза, и использовать его музыкальную репутацию для своих собственных целей. Совесть Ланни не мучила. Это было не для себя, а для Фредди Робина. Фредди тоже был музыкантом, дитя Баха, Бетховена и Брамса так же, как и Курт. Многие композиции эти два немца играли вместе, и кларнетист дал композитору много практических советов для этого инструмента.
Когда Ланни упомянул Курту, что Фредди с мая месяца пропал без вести, Курт сказал: «О, бедный парень!»
И это было все. Он не сказал: «Мы должны заняться этим, Лан-ни. Часто бывают ошибки. И безвредный, добрый идеалист не должен расплачиваться за правонарушения других людей». Да, Курт должен был сказать так, но не захотел, потому что он стал законченным нацистом, презирающим и марксистов, и евреев, и не желающим пошевелить пальцем, чтобы помочь даже лучшему из них. Но Ланни собирался помочь Фредди и заставить Курта принять участие в этом предприятии.
В тот день, когда Ирма и Ланни прибыли в отель Адлон, другой постоялец, пожилой американец, был жестоко избит группой коричневорубашечников, потому что тот не заметил марширующего отряда и не отдал нацистский салют. Когда он пошел в полицейский участок жаловаться на это, полиция предложила ему показать, как отдавать нацистский салют. Случаи, такие как этот, часто повторялись и становились плотиной на пути измельчающегося ручейка туристов. И это было на руку для искусствоведа и его жены, потому что делало их важными и заставляло уделять внимание Дэтазу и его работам. Все хотели показать, что у любителей искусства Берлина были не провинциальные вкусы, и что они открыты для всех ветров, что дули по всему миру.
Ланни рассказал о своем бывшем отчиме, у которого было сожжено лицо на войне, и который писал свои наиболее известные картины в белой шелковой маске. Его работы были в Люксембурге, в Национальной галерее в Лондоне и в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке. Теперь Ланни, проводя его персональную выставку в Берлине, пригласил известного авторитета Золтана Кертежи руководить ею. Перед тем, как предоставить фотографии или другие материалы прессе, он хотел бы посоветоваться с Рейхсминистром доктором Йозефом Геббельсом и быть уверенным, что его планы будут одобрены правительством. Это было правильное заявление для контролируемой прессы. Такт приехавшего оценили, и его интервью уделили больше пространства, чем если бы он пытался получить его другим путём.
Ланни уже направил телеграмму Магде Геббельс, и ее секретарь позвонил и назначил встречу на следующий день. В то время, как Ирма оставалась в номере и практиковалась в немецком с горничными, маникюршами и парикмахерами, Ланни поехал на квартиру на Рейхстагплатц, поклонился и поцеловал руку первой леди Фа-терланда. Её положение, по-видимому, было таким, так как Гитлер был холостяком, а Геринг вдовцом. Ланни сопровождали два ливрейных лакея из отеля, которые осторожно внесли картины. Как это было в дни Марии-Антуанетты и её матери, императрицы Марии-Терезии Австрийской. «Сестра милосердия» была установлена при правильном освещении. И ей отдали должное.
Он объяснил Магде свое отношение к выставке. Ему посчастливилось узнать и получить разъяснения по этим великим произведениям от самого художника, который был ему отчимом. Так он стал любителем искусства с самого детства. Он помог собрать несколько больших коллекций в США, которые когда-нибудь станут государственной собственностью. Приятно было заработать деньги, но еще приятнее было иметь возможность удовлетворить свой вкус к красивым вещам. Ланни был уверен, что фрау Рейхсминистр могла понять это, и она согласилась. Он добавил, что целью выставки не являются продажи работ Дэтаза, так как он не хочет вывозить деньги из страны. Комиссии за приобретение немецкого искусства для американцев, которые он собирается получить, будут значительно превышать то, что он был готов продать. Он рассказал, как он только что купил работу Хоббема в Вене. И вопреки своему обыкновению, он назвал обе стороны сделки, и это впечатлило.
Кончилось тем, что Магда Геббельс объявила предлагаемую выставку достойным культурным мероприятием. Она сказала, что у фюрера очень определённые взгляды на искусство, он презирает эксцентричный современный материал, который является отражением плуто демократического еврейского упадка. Ланни объяснил, что он понял это. И это стало одной из причин его приезда в Берлин. Работы Дэтаза просты, как и всё великое искусство. Они чисты и полны благородным духом. Он был бы рад представить образцы, чтобы их заранее показать фюреру. И фрау Рейхсминистр сказала, что, возможно, это может быть организовано. Ланни предложил оставить картины и фотографии для герра Рейхсминистра, и его предложение было принято. При отъезде он испытал чувство надежды, что Марсель Дэтаз может стать популярным художником среди немцев. Он размышлял, слышал ли Марсель о нацистах в мире духов, и что бы он с ними сделал? Ланни захотелось сразу проконсультироваться с мадам Diseuse, но кто знает, что его непочтительный экс-отчим может ляпнуть в комнате для сеансов!
Второй задачей Ланни был контакт с обер-лейтенантом Фурт-вэнглером и приглашение его и его жены на ужин. Он пояснил, что желал бы показать картины Его превосходительству герру министр-Президенту генералу Герингу. Из газет только что сделало известно, что фельдмаршал РейхсПрезидент фон Гинденбург произвёл министр-Президента в генералы рейхсвера. Обер-лейтенант подтвердил эту новость и выразил радость по этому поводу. Ему было несколько неловко, что его начальник просто Гауптман, хотя под его командой было несколько генералов прусской полиции.
Ланни сказал, что он уверен, что Его превосходительство должен быть любителем искусства. Он предположил, что новая мебель в официальной резиденции, большой черный стол и шитые золотом бархатные шторы должны выражать вкус Его превосходительства. Штабной офицер признался, что это так, и пообещал упомянуть о Дэтазе великому человеку. Ланни рассказал, что в течение последних трех месяцев он был в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Каннах и в Вене. Молодой нацист, который никогда не был за пределами Германии, был впечатлен и хотел бы знать, что говорят в мире о фюрере и его достижениях. Ланни заявил, что боится, что в мире не получают ясную картину того, что происходит. По-видимому, представители национал-социалистов за рубежом не слишком эффективно выполняют свои обязанности. Он рассказал о вещах, которые он слышал от разных лиц, имеющих важные титулы и должности. А также об усилиях, предпринятых им для объяснений и доказательств — и о том, что слышал от лорда Уикторпа. Ланни добавил, что у него есть несколько предложений, которые он будет рад сделать Его превосходительству, если этот занятый человек сможет выкроить время, чтобы их услышать. Молодой штабной офицер ответил, что он был уверен, что это так и будет.