Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
Но вот он нашел себе в этом вопросе «специалиста». Им оказался сержант-недоучка, который от «илистого дна» переориентировал все пути «преобразователя» в самую гущу комариных болот, откуда лишь попутный ветер с востока и мог вызволить вошедшие в устье Невы иностранные корабли, которые именно поэтому так упорно и не желали пользоваться вроде бы и близко расположенным, исключительно лишь для них и сооруженным односторонним «окном»-воронкой. Сама природа этих мест даже розу ветров сконструировала только на ввоз в нашу страну товаров, а никак не наоборот! И даже соратник Петра по масонству, Карамзин, об этом столь опрометчивом выборе сержанта-недоучки, сообщает, что основание Петербурга: «было бессмертной ошибкой Преобразователя» [136, с. 58].
Выходит, что обмишурился наш «великий» по части географии-то? Получается, что не знал он про то, что восточный ветер в этих широтах крайне редок…
А может, и не хотел знать?! Его задачей являлось отнюдь не созидание благоденствия для русского народа. Его главной задачей было изобретение той безумной затеи, в созидание которой, словно в бездонную пропасть, можно было бы без счета бросать миллионами русские жизни, которые бы, принимая смерть, и ведать не ведали о конечной цели всех этих им изобретенных «преобразований». А конечной их целью было ни много ни мало, а всего лишь тотальное уничтожение единственного в мире народа, чья Держава даже и по сию пору, несмотря на захват в ней власти иноверцами, именуется подножием Престола Господня!
А потому и потребовалось изобретение строек века, куда и предназначались в жертву этой перестройкемиллионы жизней русских людей. — Только лишь тотальным изничтожением нашего народа и можно, по замыслам революционеров всех мастей, попытаться принудить оставшихся в живых принять религию антихриста.
Но оба явившихся к нам в «человеческом» (точнее — в хананейском) обличии зверя (Петр I и Ленин), несмотря на уничтожение миллионов русских людей, так еще своей цели окончательно и не добились.
Между тем, в конечном итоге, эти сооружения целое столетие приходилось постоянно подновлять и обустраивать, цена Ладожского канала была равна 5,5 млн. руб., Свирского и Сясского — 3 млн. руб. (в ценах времен Николая I). А сколько загубленных русских жизней? Только лишь о послепетровском «устроении» обводного канала на Ладоге в «Путеводителе» сказано:
«Имя Миниха тесно соединенос устроением этого канала» [32, с. 197]..
И это «соединено» выглядит точно так же, как и двести лет спустя связанное с именем Сталина возведение еще одной стройки века — Беломорканала.
И их действительное предназначение теперь становится более понятно. Совершенно неважно, что этим «великим» строить. Важно загубить при этом как можно большее количество русских жизней. Страну Россию им победить станет возможным лишь тогда, когда защищать ее рубежи будет попросту некому…
А народ-то для всех этих «великих» чужой — русский, а потому, если оказывает сопротивление при его перековке в иноверие, то и подлежит в ответ за такое тотальному уничтожению. Потому и окропил Петр русской кровушкой нашу святую землю отнюдь не менее, нежели сменившие его через пару веков «комиссары в пыльных шлемах».
Однако же, в альтернативу этому самому царю, который, прозываясь при всем при этом «великим», за целый год (!) поистине каторжных работ при рытье канала выделял по половине полтинника на брата, при Николае, прозванном «Палкиным», русский человек за период всего лишь летней навигации зарабатывал следующие средства для существования своего семейства:
«…плата, без всяких расходов на содержание со стороны хозяев барок, простирается от 14 до 25 руб.» [32, с. 198].
То есть: от трех до пяти коров! И это при полном пансионе!
Но может, мы ошибаемся? Может в пушкинские времена наши отечественные рубли так дорого уже не ценились?
Именно по тем же самым временам «во глубине сибирских руд» заработок каторжан составлял:
«За август месяц следует государственным преступникам жалованья:
Сергею Трубецкому — 63 1/ 2коп.
Сергею Волконскому — 65 1/ 2 коп.
Евгению Оболенскому 1 р. 89 1/ 2коп» [66, с. 169].
Так что: как потопаешь, так и полопаешь. Что заработал, то и съел. И меньше ими зарабатываемого, что вполне по тем временам естественно, «графьям» в крепостной стране платить не могли. Потому Оболенский и зарабатывал втрое больше Волконского с Трубецким, что пахал на штрафных своих работах как все: с утра до вечера. Его, судя по всему, в отличие от Волконского с Трубецким, никто из родни не подкармливал. Потому и приходилось, чтобы не умереть с голоду, работать в полную силу. Но крепостной крестьянин, как нам теперь докладывают — забитый-де и обчищенный до нитки поборами, при всем прочем равенстве позиций, зарабатывал в десяток раз поболее вкалывающих с рассвета до заката каторжан. Почему?
Да потому, что в противном случае он на эту свою подработку в неурочное время просто никогда бы и не согласился!
Тут же послышится недоумение: крепостной, забитый и зашуганный эксплуататором?! Тот, которого на борзых собак десятками и сотнями оптом и в розницу обменивали, следуя присказкам Репиных с Некрасовыми, как негров в Америке?!
Вот мы теперь и выясняем для себя цену всем этим слухам и присказкам про некие такие «обмены» русского человека на борзых щенков. Что-то уж больно здесь не просто дебет с кредитом не сходятся, но не сходятся ровно настолько, насколько всю эту глупость про борзых можно было бы вообще за что-то воспринимать. Эти сведения относятся к какому-то такому народонаселению, которого у нас никогда и в помине не проживало: русский человек всегда был свободен и в любой момент мог отправиться куда ему заблагорассудится, ни в коей мере не пытаясь как-либо согласовывать свои действия с каким-то там барином, считающим себя его властелином, до которого ему, на самом деле, и дела-то никогда не было никакого. Он лишь исправно платил оброк, искренне считая, что все эти деньги идут на повышение благосостояния его государства.
И если бы он только знал, что все эти заработанные его трудом астрономические средства идут не на вооружение армии и флота и не на строительство фортификационных сооружений для защиты страны от неприятеля, а на организацию пиров глупого барчука, то вряд ли он так динамично работал бы. Но впал бы в апатию, как впоследствии впадет русский крестьянин в новом изобретении по его тотальному изничтожению — советском колхозе.
И теперь становится понятен проект учрежденного Петром государственного аппарата. Он придумал некий слой между правящим монархом и русским народом. Этот слой призван был, словно высаженный на дерево короед, подгрызать все то живое, что на дереве успевало вырасти. И если для съедения всего вновь выросшего этому кровососу аппетита не хватало, то уже не вмещаемое в его желудок обилие свежих ростков следовало если и не заглотать, то хотя бы надкусить. Что всегда вполне исправно и выполнял этот высаженный Петром на нашу шею класс паразитов. Ведь пей себе, казалось бы, молдавский или крымский портвейн, черпай в любых количествах реки шампанского нашего родного Абрау-Дюрсо или Нового Света да закусывай осетринкою с севрюжкой, балычком с лососятинкой, красною да черною икоркою в свое удовольствие. Все эти невиданные на Западе богатства речных угодий прекрасно и в большом обилии некогда были потребляемы нами, не сходя с места, в наших родных реках. Даже в Москве реке!
Так чего ж утвержденному Петром короеду не хватало? Зачем ему требовалось портвейн везти непременно из Португалии, в лучшем случае рейнвейн из Германии, а шампанское лишь исключительно из самой Шампани. Каких совершенно необоснованных затрат стоило такое роскошество?
Это совсем не трудно представить, если учесть, что ром, например, в пушкинские времена обходился барчуку по цене 5 рублей за бутылку [139, с. 317]!
То есть рядовой ужин Александра Сергеевича Евгений Оболенский отрабатывал за целых три месяца каторжных работ!!!