Зверь: тот, кто меня погубил
Шрифт:
– Мам, – от возмущения даже слов не находила. Но матери уж всё равно было. Она и не желала дослушивать. Окатила лютым презрением, и в следующий миг меня вновь оглушила затрещина.
– Вот как ты мне платишь за любовь, паскуда! – зашипела гневно родительница. Красивое лицо побагровело от ярости, голубые глаза сверкнули ненавистью. – Пою, кормлю! Одеваю! А ты, мразь, моего мужика решила объездить?! – и новая затрещина прилетела. – Шмотки собрала! – в бешенстве меня в стенку влепила, да затылком о твердь приложила мать. – И прочь… с глаз моих! Нет у тебя больше матери!!! – брызгала слюной от
– Пять минут! – в спину бросила. – И плевать, куда пойдешь, паскуда! Не звони, не вспоминай… Иначе я за себя не ручаюсь!!!
Она и правда не дала больше пяти минут.
Я быстро собиралась. Но… видимо не слишком.
Мать не сжалилась даже на уговоры отчима дать мне ещё шанс, и ему затрещину прописала. Поэтому он зверем диким зыркал, когда она меня по коридору толкала полураздетую в одном ботинке… и чемоданом не закрытым.
Так и вышвырнула: сначала поклажу, потом меня, ещё и сапог второй следом швырнув. Прямо в меня. Пока приводила себя в порядок в холодном подъезде, она ещё и сумку с пакетом, которые я собрала, но подхватить не успела, тоже благородно на площадку выставила. И для пущего эффекта ногой притопнула ко мне… с лестницы. И только злорадно отметила, что вещи по ступеням рассыпались, дверью хлопнула. Всем видом показав, как мосты сжигала, да точку жирную ставила.
Никто из соседей не выглянул. Что ж… время такое. Всем плевать на других – самому бы выжить.
А потом я ковыляла с чемоданом и сумкой до остановки на трассе. Мне повезло, город ещё спал. Поэтому радовалась – не придётся оправдываться или лгать знакомым, которых часто встречаешь… особенно, когда момент неподходящий. А идти был долго. Ничего, я сильная… смогу…
И плевать, что холодно. Плевать, что слезы уже на лице ожоги оставили. Плевать, что больно и обидно. Села на остановке убогой, не видавшей ремонта десятки лет. Прикрыла глаза и с грустью подытожила, что теперь и семьи у меня нет!
Ни семьи, ни друзей…
С подругами не заладилось еще со школы. Странная зависть, нелюбовь, презрение сверстниц и девчонок постарше привели к тому, что я была одиночкой. Нет, у меня случались знакомые, но они быстро в стан врагов переходили – ведь если быть со мной, им тоже перепадало, а мало кто был готов к такому испытанию.
Школьники – злые, завистливые… вот и клевали, кто не с ними, кто слабее. Выживать слабому характером в своре диких шакалов невозможно. В городе были случаи суицида. Кто-то считал, что это выход, но я для этого была слишком увлеченной и влюбленной в жизнь.
Поэтому просто делала вид, что не замечала злых шуток, приколов, обзывательств, сплетен… Вот, собственно, почему и дотянула аж до одиннадцатого класса, хотя многие торопились школу покинуть в девятом.
И даже последний год был жутким. Частенько прилетала тонна радости и приятности со стороны Глеба. Парень из шкуры вон лез, чтобы отравить мою жизнь и учёбу подпортить. При том, что уже не учился в школе, но упорно подтрунивал.
Пару раз девчата стрелки устраивали, до драк не доходило, но гадости о себе выслушивала. Вот на такой разборке меня и заметил Ильюха. Они с ребятами шли откуда-то, а девчата меня заловили в парке, когда я возвращалась поздно… Обычные упреки: за мать, отца, шмотки, красоту – за всё сразу, много чего, о чём понятия не имела. Мол, ворона белая. С* умная. Заносчивая. Высокомерная…
Новик, нас заприметив, замер недалеко. Я видела, как угорал над бабскими разборками. А когда самая активная, Ирина Сявикова, уж очень меня не любила не пойми за что, руками передо мной стала махать. Нахмурился:
– Чё это вы к моей девушке лезете?– подошёл ближе, сигарету пожевывая.
– Твоя? – ахнула Ирка, на меня диким взглядом зыркнув.
– Ага, – кивнул зло Илья. – Окурок вышвырнул. Секунду толпу девчат изучал: – У вас проблемы? – с недовольством.
– Н-нет… – заблеяли девчонки, затравленно оглядываясь.
– А я услышал, что есть, и не врубился, с какого х*! – грубовато чеканил. – Претензии себе в зад воткнули, и прочь отсюда! – жест широкий и категоричный. – Увижу еще раз – мало никому не покажется…
Его слова вес имели для любого человека в нашем городке. Вернее, боялись его отца, но дело после этого случая поменялось кардинально.
Молодёжь страшилась попасть ему под руку, вот и избегали со мной пересекаться. Нет, меня не стали любить и боготворить, но откровенные издевки прекратились. Да и уважения особого не прибавилось – скорее зависть…
А если учесть, что Илья первый, кто стал ухаживать за мной, как за девушкой, конечно, я поддалась его очарованию. Крутой, популярный, красивый, благородный…
Глава 8
Настя/Стася
Гул машины выдернул из задумчивой дремоты. Промерзла я уже достаточно, чтобы лениться открыть глаза и бояться пошевелиться, иначе как стеклянная статуэтка развалюсь.
Лишь поежилась сильнее, но судя по рёву движка – машина приближалась… И очень быстро. Секунда, две – пронеслась мимо… Раздался визг колёс, гудение смолкло… И вновь взревело, только теперь звучало приближающееся подгазовывание.
Нехотя разлепила глаза. Напротив остановилась чёрная, затененная машина. Не разбираюсь в марках и моделях, но это вроде была иномарка, хоть и не новая. В принципе без разницы – в наше время любой человек, кто может позволить себе машину, уже на коне… Дверца распахнулась, и я тотчас проснулась. За рулём сидел Илья, рядом Макс. Оба курили.
– Ты куда в такую рань? – пьяно хмыкнул Максим.
– В город, – глухо отозвалась, но прежде пришлось прокашляться, горло сильно схватило и першило.
– А чё, разве автобусы ходят в такую рань? – нахмурился парень, делая затяжку и косясь на Илью. Бывший равнодушно смолил, да глаз не сводил.
Я опять поежилась, только теперь от его взгляда. Пронизывающего, морозного.
Из машины летели смешки, другие голоса. Не сложно догадаться, что на заднем сидении ещё пассажиры.
– Я не спешу, – стушевалась от всего сразу. И сильнее обхватила себя за плечи, будто так могла помочь сохранить последнее тепло.
– Запрыгивай, – мне наперерез кивнул Илья. Докурил сигарету, в окно открытое швырнул.