Зверинец Джемрака
Шрифт:
— Ты ведь за ним присмотришь? — с надеждой спросила Ишбель. — Он совсем не такой, каким пытается казаться, — сам знаешь.
— Я тоже.
— Папа даже руку ему отказался пожать. Тим плакал. Не говори ему, что я рассказала.
— Конечно не скажу.
Мы стояли, улыбались и были немного похожи на слабоумных.
— Вообще-то, он — большой ребенок, — призналась она.
— Я тоже.
— Как твоя мама? — спросила Ишбель.
Этого могло никогда не случиться.
— Справится. Попросила Чарли поговорить со мной, чтобы я остался и занялся рыбой. А я ее спрашиваю: «Ты серьезно? Выбирать между прилавком с рыбой и кругосветным путешествием?»
Ишбель
— Ладно, мне пора. — С этими словами она убежала.
Уйти на три года и вернуться мужчиной, вернуться другим человеком. Увидеть неведомые страны, которые мне так хотелось увидеть. И море. Разве надоест когда-нибудь смотреть на море? Однажды, когда мы стояли на мосту, она задала мне этот вопрос. А ведь она даже ни разу не видела его и, дай бог, не увидит.
Я вернулся домой, сел у окна и смотрел, как садится солнце. Дело было в мае. На фоне красного зарева чернели крыши. В небе громоздились острова. На берег накатывали волны. Эти прекрасные острова назывались Азорскими. Джаффи Брауна больше нет. Он обратился, был обращен в призрак в заколдованном Богом океане. Мои глаза и горизонт цвета индиго — это одно и то же.
Ранним утром на пристани собралась разномастная толпа: докеры, грузчики, кучка старух и несколько матерей; моей там не было. Матушка словно отдалилась от меня. Мы попрощались. Она сказала, что вся эта история ей ненавистна. Собираешься уйти — уходи, и возвращайся как можно быстрее, и не жди, что мне это понравится. Мистер Джемрак тоже не хотел, чтобы я отправлялся с Тимом. Когда я сообщил ему о своем решении накануне вечером, он похлопал меня по плечу, приблизил свое лицо к моему и долго не сводил с меня водянистых голубых глаз, отчего мне стало не по себе.
— Будь осторожен, Джаф, — хрипло произнес он. — Провожать вас я не пойду.
Мы с чувством пожали друг другу руки и обменялись неловкими улыбками, но тут кто-то пришел за птицами, и я быстро улизнул.
Жена Дэна Раймера, высокая светловолосая женщина, с прямой спиной, стояла на причале. Дети постарше хватались за ее юбку, а младенца она держала на руках. В ожидании приключений на берег сходила целая команда португальских матросов; все они глазели на Ишбель, которая пришла сюда прямо из «Гусыни» в своих красных башмачках.
Она не плакала и не поднимала шума. Каждому из нас достался легкий поцелуй в губы. Тима она обнимала дольше.
— Привези его обратно, Джаф, живым и невредимым, — попросила она.
Я и сейчас вижу, как она стоит на причале и машет одной рукой, другой заслоняя глаза от солнца.
5
Когда я наконец ступил на палубу, ужас, снедавший мои внутренности, слился воедино со странным восторгом. Мне хотелось посмотреть киту в глаза. Единственного в своей жизни кита я видал на картине в Морской часовне — того, что проглотил Иону. Морды у него не было — сплошная серая глыба, чудовище с пастью. Но я знал: у китов есть глаза, и я хотел заглянуть в них, как смотрел прежде в глаза всем животным, проходившим через зверинец Джемрака. Зачем? Сам не знаю. Вряд ли это помогло мне что-то понять.
Все мы до единого были восторженными идиотами, дикими до самозабвения. В то утро мы сновали взад и вперед, делая все не так, и сердца выпрыгивали у нас из груди. Мы ничего не знали и не умели, совсем ничего, да и друг друга еще не успели узнать. Из членов команды восемь были совсем зеленые молокососы, еще восемь или больше — взрослые мужчины. Самому младшему, Феликсу Даггану, болтуну из Орпингтона, исполнилось четырнадцать, а самому старшему — костлявому негру по
«Лизандр» был красив — судно не из новых, но в хорошем состоянии, небольшое и изящное. Капитан стоял на шканцах и наблюдал, как мы позоримся, а старший помощник, мистер Рейни, буйный, с грубым красным лицом, прохаживался по палубе, рассыпая бессмысленные ругательства. «Господи Исусе, что я наделал? С ума сошел? Ох, матушки», — вертелось у меня в голове. Мачты, реи, паруса парили на фоне неба, точно паутина, сотканная безумным пауком. Канаты, канаты, миллион канатов, и у каждого — будь он неладен — свое название, один перепутаешь — все пойдет насмарку. Не понимаю, как мы вообще отчалили. Наверное, благодаря тем немногим, кто знал, что делает: старику Сэму, еще одному негру по имени Габриэль, высокому азиату Яну и нашему Дэну. Эти четверо позволили кораблю отчалить, помогали им еще несколько молодых ребят — не старше нас с Тимом, которые уже плавали раз или два и потому считали себя морскими волками. Мы, салаги, неуклюже метались туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Я потерял из виду Тима, потом Дэна. Я все время пытался создать впечатление, будто только что закончил выполнять одно важное задание и теперь перехожу к следующему, напустив на себя вид смышленого и ревностного трудяги. Краем глаза я успел увидеть, как док постепенно удаляется. Люди на причале превратились в сплошное пятно. Неожиданно на прощание раздался сладкий гулкий звон лондонских часов.
Я стоял в замешательстве. Вдруг перед самым моим носом выскочил темноволосый мальчик с круглой головой. Вид у него был растерянный и одновременно сосредоточенный, губы напряженно поджаты. Лицо его отражало именно то, что чувствовал я сам, покачиваясь на месте и не зная, что делать дальше. На секунду наши глаза встретились в молчаливом согласии. Потом мальчик улыбнулся, не разжимая губ, спокойно и понимающе.
Наш молчаливый диалог нарушили грохот сапог мистера Рейни и его лошадиное фырканье; точно молния ударила промеж нас.
— Здесь что, по-вашему, чаепитие в саду? — грозно спросил он, дал мальчику затрещину и отшвырнул его в сторону. — Кретины! — рявкнул он и мрачно зашагал дальше по палубе, вразвалку, уверенно переставляя кривые ноги. Одному Богу ведомо, почему мне не досталось. Скорее всего, его внимание привлекла следующая жертва — мальчик, запутавшийся наверху в снастях. — А ну спускайся, сволочь бестолковая! — заорал мистер Рейни, закинув голову. — Чтоб ты сдох, выродок несчастный, и все твое волчье семя!
Я торопливо обернулся в поисках Тима, но его нигде не было видно. Так я и остался стоять без дела. Кто-то шлепнул меня по затылку со словами «а ну живее!».
— Я не знаю, что делать! — неожиданно взорвался я. Откуда я мог знать?
Долговязый тощий матрос, с длинным чутким носом как у муравьеда и изогнутыми бровями, которые делали его похожим на клоуна, подтащил меня к брашпилю и бросил:
— Давай!
Чертов брашпиль! Огромное, стоящее на боку колесо рядом с нашим носовым кубриком (вот бы сейчас туда, вниз, к моему сундучку), придется крутить его бок о бок с дюжим белобрысым парнем, здоровым как вол. Даже этот здоровяк тужился, ворчал и ругался сквозь зубы на своем языке. Я чуть шею не сломал. Высокий худой малый, с прямыми и тонкими, как он сам, волосами, постоянно падавшими ему на глаза, подскочил на помощь. Тощий — одни кости, однако сил у него оказалось много. «Ну, крути!» — скомандовал он.