Звериный профиль

Данилова Анна

Мужчина в шляпе предложил ей руку, она ухватилась за нее, поднялась так, как если бы весила не пятьдесят с чем-то килограммов, а все двести, и, опираясь на его руку, сделала несколько шагов. Знала ли она, что эти несколько шагов приведут ее в ад? Подозревала. Но, как и всякий человек, надеялась на чудо. Что не вычислят, не поймают.

Так, опираясь на руку вдовца, который еще не знал об этом, она вышла наконец из поликлиники на свежий воздух. Если бы она была счастливым человеком, то, глотнув свежего воздуха и оглянувшись на укутанные в снежные шубы молодые ели, высаженные напротив поликлиники вдоль шоссе, порадовалась бы этой красоте и сладости морозного воздуха. Но поскольку она была человеком несчастливым, то ничего, кроме холода и пронизывающего ветра (которого, кстати, может, и не было, она его выдумала

просто из-за нервного озноба), не почувствовала.

– Куда вас подвезти?

– Да никуда, я здесь рядом живу.

– Я тоже. Вон, видите, дом?

Но ей это было неинтересно. Теперь она все свои мысли и чувства должна была направить лишь на одно – на то, чтобы спастись. Не впустить в свою жизнь тюремный запах. Как-то выкрутиться. Сделать вид, что ничего не произошло, не было! Их никто не видел, во всяком случае, она на это надеялась. Хотя было десять утра, казалось бы, поликлиника – бойкое в этот час место, но, к счастью, именно в разгар битвы ли, убийства (это как посмотреть) никого рядом не было. Единственное, чего надо было опасаться, это случайных взглядов из окон многоэтажного дома, на первом этаже которого располагалась поликлиника. Кто-нибудь в этот момент, подойдя к окну с чашкой чая или лейкой, чтобы полить свою герань на подоконнике, мог увидеть потасовку за окном и падение девушки в подвал. Пусть это лишь вход в подвал, но если судить по высоте, то девушка эта, гадина и мерзавка, упала сверху на уровень подвального пола. В подвал, короче. Так и назовем.

Зоя рассуждала об этом так, как если бы готовилась к разговору со следователем или судьей…

В какой-то момент ей показалось, что она вела себя с этим господином в шляпе неестественно. Она не выразила хотя бы внешне удивления или даже сочувствия тому обстоятельству, что он потерял (или пока еще разыскивал) свою жену. Она не задала ни одного вопроса, хотя, не будь она убийцей, то уж точно вела бы себя по-другому. Более живо, участливо, смотрела бы на мужчину с теплотой, быть может, подробнее расспросила его о том, как выглядела его жена, к какому доктору предположительно была записана.

– Постойте… Вы говорите, что искали вашу жену? Вы точно знаете, что она пошла в поликлинику?

Разговаривая с ним, она с усмешкой подумала, что когда-нибудь они встретятся, конечно, в зале суда, но только она будет на скамье подсудимых, а он в зале как жертва. Вернее, как это у них там говорится, как потерпевший. Ну или «со стороны потерпевшей».

Увидев ее тогда, вспомнит ли он сегодняшнюю встречу? Бестолковый разговор ни о чем? Какими глазами на нее посмотрит?

– Да, она сказала, что ей нужно в поликлинику, к десяти. Вот утром вышла из дома и не вернулась.

И не вернется. И ты, парень, через некоторое время уже будешь стоять возле ее могилы, заваленной цветами, все в этой же шляпе. И это в январе! Мог бы просто куртку носить, а вместо шляпы – обычную вязаную шапочку черного цвета, к примеру, или дорогую меховую, из чернобурки, хотя бы ушанку. Словом, быть как все.

И что она так прицепилась к шляпе?

– Да вернется… – бросила она через плечо так, как если бы и мысли не допускала, что он больше никогда не увидит своей жены. Да, она хотя бы старалась вести себя так, как если бы ничего не произошло.

Мужчина, пожелав ей здоровья, сел в свою большую черную машину, а Зоя побрела по дорожке между высотными домами в сторону своей одиннадцатиэтажки, расположенной в пяти минутах хода от поликлиники.

Шла и вспоминала свое утро. Были ли предчувствия? Нет, не было. Чтобы было нехорошее предчувствие, надо, чтобы перед этим было хоть что-нибудь хорошее, тогда есть с чем сравнивать. Быть может, ей снилось что-то такое, что могло бы послужить предупреждением, мол, сиди дома и не высовывайся, чтобы никуда не влипнуть. Но вряд ли она обратила бы внимание даже на такое явное предупреждение во сне, потому что и безо всяких предупреждений вся ее жизнь была в последнее время настоящей помойной ямой, где она капитально увязла. Так крепко, что никак не могла выбраться. Вернее, могла. Или нет? Не могла? Боялась, что останется одна? Но разве она и без того не была одна?

Мужа звали Виктор, он не работал, целыми днями где-то пропадал, словом, жил своей жизнью, пользовался ее квартирой, деньгами и при

этом не чувствовал абсолютно никаких угрызений совести. Миллион раз она пыталась завести разговор о том, что пора бы уже куда-то устроиться, на что всегда получала столько нытья и каких-то неубедительных и блеклых объяснений, что почти сразу же жалела о том, что вообще затеяла разговор на эту тему. Виктор был биологом. С его образованием и опытом работы он был никому не нужен, это во-первых. Во-вторых, туда, куда его взяли бы (в школу, к примеру), он сам не хотел – там мало платят, а работы много. Или просто – там нужно работать. Виктор часто отлучался из дома надолго, говорил, что ищет работу, ходит на собеседования, но это длилось уже два года (ровно столько времени прошло с тех пор, как закрыли институт «Микробиолог», в котором он работал и где его все более или менее устраивало), а результатов – ноль.

– Хочу в частный медицинский центр, места жду, – время от времени звучала рефреном его сказочная фраза. Но Зоя ему не верила, как не верила в саму возможность такого трудоустройства.

Однако неработающий муж – это еще не проблема. Вот муж, который изменяет с другой женщиной и считает тебя, верную жену, идиоткой, – это уже настоящая проблема. Муж, который во время твоих командировок (а Зоя работала в очень серьезной структуре, главным направлением которой являлась разработка и строительство жилых проектов комфорт- и бизнес-класса) приводит в пустую квартиру своих девок, спит с ними в твоей постели, разрешает им пользоваться твоими полотенцами, пеньюарами, духами, кремами, тапочками, дарит им в пьяном угаре все, что этим шлюхам нравится и хочется (банки варенья, кофе, шампуни, кремы, вещи жены), – это настоящее бедствие. Поэтому Зоя никогда не возвращалась домой раньше оговоренного срока – не дай бог застать мужа с любовницей, не дай бог задушить голую, пахнущую ее же, Зоиными, духами, деваху прямо там, прижав ее мордой к подушке… Не хватало только сесть в тюрьму из-за такой вот бессовестной твари.

Надо было рвать с Виктором. Разводиться. Квартира принадлежала только ей, поскольку куплена была до брака, поэтому никакого раздела имущества не предвиделось. Но Зоя знала, чувствовала, что стоит ей только начать этот процесс, как на ее голову свалится сразу столько проблем и неприятностей, что только от представленного уже становилось дурно. Конечно же, поначалу муж будет давить на жалость, стонать, что ему негде жить, да и не на что. И все эти стоны будут пересыпаны, разумеется, его запоздалыми и лживыми любовными признаниями в ее адрес. Потом начнутся угрозы, что раз так, то он, мол, станет жить на лестничной клетке, спать на картонке, пусть все соседи увидят. Он будет голодать и выть, как собака. Дальше хуже – он обратится в полицию, скажет, что его выставили за дверь из его же собственной квартиры, хотя деньги на эту квартиру он получил в наследство от своей матери (или придумает еще что-нибудь более или менее правдоподобное). Потом обратится к бесплатному адвокату и скажет, что его жена Зоя Бельская изменяет ему, требует развода, угрожает ему тем, что «закажет» его, если он не съедет из квартиры и не выпишется… Словом, в случае, если Зоя решит от него избавиться, развестись с ним и сделать так, чтобы он просто исчез из ее жизни, вряд ли у нее это получится. Виктор относится к тому типу совершенно беспринципных и нахальных мужчин, которые намертво лепятся к своим успешным и богатым женам, так что от них даже откупиться проблематично – эти ненасытные упыри-мужья будут до последнего пить кровь из своей второй половины, пока та не поймет, что лучше уж вообще не затевать развод и просто продолжать жить под одной крышей с ним и терпеть его так, как если бы он был неблагополучным ребенком. Детей-то своих не бросают.

Знала Зоя и то, каким образом он напакостит ей на работе. Во время самых жарких ссор он нередко угрожал позвонить ее директору и сказать, что Зоя мечтает занять его место, копает под него, сливает информацию конкурентам. Дежурный набор киношного подлеца.

Но все же самой большой опасностью, по мнению Зои, был любой бомж, пьяница или наркоман, который за небольшие деньги по просьбе Виктора мог просто убить Зою – удушить, заколоть ножом, прибить бейсбольной битой, к примеру. И вот тогда у Виктора вообще началась бы чудесная и спокойная жизнь – до гробовой доски прожигал бы все женино наследство.