«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Шрифт:
Это действительно напоминало жуткое представление. Шипящая струя пламени зажгла прошлогоднюю сухую траву. Тысячеградусная жидкость кипела, осветив все вокруг багровым зловещим светом.
Емкость бака составляла восемь литров. Сержант выпускал огненную струю расчетливыми вспышками, поворачивая ствол по дуге. Огонь хоть и не достал капониры, но сыграл свою роль.
Это было оружие, рассчитанное не только на уничтожение вражеских целей, но и на психику людей. Клубящееся пламя заставило немецких артиллеристов попятиться, они ожидали новых ударов, сжигающих людей заживо.
Воспользовавшись
Автоматная очередь перебила саперу колено, он упал рядом с плотно увязанными брусками. Такие попадания обездвиживают человека, он способен лишь крутиться на месте, отталкиваясь ладонями от земли.
Четыре килограмма взрывчатки должны были взорваться через несколько секунд. Пожилой сапер понял, что суетиться уже не к чему, он обречен. Немец, стрелявший в него, снова поднял автомат. При свете горящей огнесмеси увидел слезу на щеке русского солдата, нажал на спуск и торопливо опустился в окоп.
Взрыв разметал тело сапера, оглушил немца. Он проглядел старшего лейтенанта, который все же попытался взорвать еще одну пушку. Русский бросил две «лимонки». Они не вывели из строя орудие, но осколки наполовину выбили расчет.
Понимая, что остатки его взвода больше ничего сделать не смогут, старший лейтенант дал команду на отход. Не более десятка бойцов из тридцати с боем вырывались из кольца. Остальные были убиты или тяжело ранены. Их пытались преследовать, но штурмовой взвод отбивался отчаянно. Немцы несли потери и залегли. Из траншеи вел огонь станковый пулемет МГ-42.
Старший лейтенант вставил в паз последний магазин и короткими очередями пытался погасить вспышки скорострельного пулемета, не дающего подняться бойцам.
Поединок закончился не в его пользу. Две пули пробили плечо, еще одна полоснула по шее. Он понял, что встать уже не сумеет.
Старший лейтенант слишком многое потерял на этой войне: отца, двух братьев, большинство друзей. Он принимал смерть без особой жалости к себе. Мать умерла прошлой осенью, и плакать о нем будет некому.
Человек шесть разведчиков и саперов, пригнувшись, бежали вниз, к своим. Они сделали, что смогли, и хотели спастись, имея на это право. Своего командира разведчики вынести не сумели — слишком плотный огонь преследовал их. Все же они попытались сделать это, но угодили под пулеметную очередь. Лишь двое прорвались сквозь плотный огонь, скатились вниз по склону и добрались до своих.
Командир разведвзвода не смог сорвать с пояса последнюю «лимонку». Но сумел выдернуть кольцо. В наступившей тишине взрыв ударил особенно звонко.
— Покончили с ночными диверсантами? — спрашивал по телефону комендант укрепрайона.
— Так точно, — ответил заместитель. — Но дрались они крепко.
— Ну, ждите теперь настоящей атаки. Наверняка двинутся танки и русские «зверобои».
Опытный майор не ошибся. В незаметно наступившем рассвете двинулись вперед танки и самоходки группы Чистякова.
С другой стороны ударили гаубицы, и тоже послышался гул моторов. Русские плотно обложили его укрепрайон.
Семнадцатого апреля, с рассветом, бои на Зееловских высотах возобновились с новой силой.
Бронетанковая группа капитана Чистякова продвигалась по очищенной саперами полосе в минных заграждениях. Дорого досталась эта полоса саперному взводу во главе со старшиной Филиппом Авдеевым. Полтора десятка бойцов остались на минном поле.
То в одном, то в другом месте лежало тело погибшего сапера, словно вехи, показывающие путь. Одни подорвались на минах, на их изорванные тела было жутко смотреть. Другие погибли от пулеметного огня, когда пули буквально стригли траву, не давая продвигаться вперед.
Никита Зосимов шел со своим отделением впереди самоходки Чистякова. Немцы пока молчали, возможно, подпускали русских поближе. В рассветном тумане расплывались деревья, фигуры бойцов. Требовалось шагать строго по разминированной полосе, отмеченной по краям небольшими флажками.
Никита обошел тело сапера, не в силах оторвать глаз от останков. Видимо, тот вывинчивал взрыватель, а мина находилась перед ним. Что-то недосмотрел в темноте, и взрыв снес половину черепа, оторвал кисти рук. Пятно застывшей крови покрывало траву.
Со стороны немецких позиций открыли огонь два пулемета.
— Вперед, перебежками! — командовал сержант, исполнявший обязанности командира взвода.
Трассеры неслись из полутьмы. Зосимов всем телом ощущал их смертельный прерывистый свист, когда они проносились мимо. Целились именно в него, тридцатидвухлетнего молодого мужика, выжившего в лагерях и набиравшегося сил после тех страшных лет.
А ведь Никиту ждет вся его большая семья, и несколько дней назад он наконец получил от них первое письмо, первую весточку за три с половиной года.
Танки и тяжелые самоходки пока молчали, они ждали, когда появятся цели. Атаку поддерживали лишь несколько ручных пулеметов. Впереди споткнулся и упал десантник. Никита нагнулся, чтобы помочь. Успел разглядеть разодранный на боку бушлат и клочья окровавленной ваты.
Зосимова толкнул в спину сержант.
— Вперед, не задерживайся. Ему санитары помогут.
А через минуту ударили сразу три немецких пушки, и следом звонко захлопали танковые орудия. Светящая жаром бронебойная болванка, рассекая воздух, с воем пронеслась метрах в пяти от Зосимова. Пучок сжатого воздуха толкнул его. Показалось, что он даже ощутил жар раскаленного металла.
Спасаясь от пулеметных трасс, десантники ложились на землю, некоторые прятались в низинах. Деревья здесь почти не росли, а кусты оставались по-зимнему голыми и не могли служить защитой.
Зосимов лежал у подножия такого куста на пригорке. В нескольких шагах от него ворочался раненный в ноги десантник. Никита дал одну и вторую очередь наугад, приподнялся, хотел подползти к раненому.
Пулеметная трасса пронеслась над головой, брызнули срезанные прутья. Немец повел трассу дальше и перехлестнул раненого. Тело дернулось, из шинели полетели клочки.