Зверобой, или Первая тропа войны
Шрифт:
— Признайся, Зверобой, что каждый минг больше чем наполовину дьявол, — с азартом кричал Непоседа, — хотя тебе во что бы то ни стало хочется доказать, что племя делаваров сплошь состоит чуть ли не из одних ангелов! А я считаю, что этого нельзя сказать даже о белых людях. И белые не без греха, а уж индейцы и подавно. Стало быть, твоим доводам — грош цена. А по-нашему вот как: есть три цвета на земле — белый, черный, красный. Самый лучший цвет белый, и потому белый человек стоит выше всех; затем идет черный цвет, и черному человеку можно позволить жить по соседству с белыми людьми, — это вполне терпимо и даже полезно; красный цвет стоит на последнем месте, а это доказывает, что индеец — человек только наполовину.
— Бог создал всех
— Одинаковыми! Значит, по-твоему, негр похож на белого, а я похож на индейца?
— Ты слишком горячишься и не слушаешь меня. Бог создал всех нас белыми, черными и красными, без сомнения имея в виду какую-нибудь мудрую цель. Но чувствами своими люди похожи друг на друга, хотя я и не отрицаю, что у каждой расы есть свои особые дарования. Белый человек цивилизован, а у краснокожего все его обычаи приспособлены к тому, чтобы жить в пустыне. Так, например, скальпировать мертвеца для белого — преступление, а для индейца — подвиг. И опять же: белый не может нападать из засады на женщин и детей во время войны, а краснокожий может. Допускаю, что это жестоко; но для них это законно, тогда как с нашей стороны было бы гнусностью.
— Зависит от того, с каким врагом мы имеем дело. Оскальпировать дикаря или даже содрать с него кожу — для меня то же самое, что отрезать уши у волка для получения премии или снять шкуру с медведя. И, стало быть, ты ошибаешься, защищая краснокожих, потому что даже в Колонии начальство выдает награду за эту работу. Там платят одинаково и за волчьи уши, и за кожу с человечьими волосами.
— И это очень скверно, Непоседа. Даже индейцы говорят, что это позор для белых. Я не стану спорить: действительно, некоторые индейские племена, например минги, по самой природе своей испорчены и порочны. Но таковы и некоторые белые, например канадские французы. Во время законной войны, вроде той, которую мы начали недавно, долг повелевает нам воздерживаться от всякого сострадания к живому врагу. Но скальпы — это совсем иное дело.
— Сделай милость, одумайся, Зверобой, и скажи: может ли Колония издать незаконный закон? Разве незаконный закон не более противоестественная вещь, чем скальпировка дикаря? Закон так же не может быть незаконным, как правда не может быть ложью.
— Звучит это как будто бы и разумно, а приводит нас к самым неразумным выводам, Непоседа. Не все законы издаются одной и той же властью. Есть законы, которые издаются в Колонии, и законы, установленные парламентом и королем. Когда колониальные законы и даже королевские законы идут против законов божеских, они незаконны, и им не следует повиноваться. Я считаю, что белый человек должен уважать белые законы, пока они не сталкиваются с другими, более высокими законами, а красный человек обязан исполнять свои индейские обычаи с такой же оговоркой. Впрочем, не стоит спорить, так как каждый вправе думать, что хочет, и говорить, что думает. Поищем лучше твоего приятеля, Плавучего Тома, иначе мы не увидим, где он спрятался в этих береговых зарослях.
Зверобой недаром назвал так побережье озера. Действительно, повсюду кусты свешивались над водой, причем их ветви то и дело купались в прозрачной стихии. Крутые берега окаймляла узкая полоса отмели. Так как растительность неизменно стремится к свету, то результат получился именно такой, о каком мог бы мечтать любитель живописных видов, если бы планировка этих пышных лесных зарослей зависела от него. Многочисленные мысы и заливы делали очертания берега извилистыми и причудливыми.
Приблизившись к западной стороне озера с намерением, как объяснил товарищу Непоседа, сперва произвести разведку, а потом уже появиться в виду у неприятеля, оба искателя приключений напрягли все свое внимание, ибо нельзя было заранее предугадать, что их ждет за ближайшим поворотом. Подвигались они вперед очень быстро, так как исполинская сила Непоседы позволяла ему играть легкой лодкой, как перышком, а искусство его товарища почти уравновешивало
Каждый раз, когда челнок огибал какой-нибудь мыс, Непоседа оглядывался в надежде увидеть ковчег, стоящий на якоре или пришвартованный в заливе. Но надежды его не сбывались. Они проплыли уже милю к южному берегу озера, оставив позади себя «замок», скрывавшийся теперь за шестью мысами. Вдруг Непоседа перестал грести, как бы не зная, какого направления следует придерживаться.
— Весьма возможно, что старик забрался в реку, — сказал он, внимательно осмотрев весь восточный берег, находившийся от них на расстоянии приблизительно одной мили и доступный для обозрения по крайней мере на половину всего своего протяжения. — Последнее время он много охотился и теперь мог воспользоваться течением, чтобы спуститься вниз по реке на милю или около того, хотя ему трудновато будет выбраться обратно.
— Но где же его искать? — спросил Зверобой. — Ни на берегу, ни между деревьями не видно прохода, через который может протекать такая река, как Саскуиханна.
— Ах, Зверобой, реки подобны людям: сначала они бывают совсем маленькими, а под конец у них вырастают широкие плечи и большой рот. Ты не видишь истока потому, что он проходит между высокими берегами, а сосны и кустарники свисают над ними, как кровля над домом. Если старого Тома нет в Крысиной заводи, то, стало быть, он забрался в реку. Поищем-ка его сперва в заводи.
Когда они снова взялись за весла, Непоседа объяснил, что по соседству имеется мелкая заводь, образованная длинной низкой косой и получившая название Крысиной, потому что там любимое место пребывания водяных крыс. Заводь эта — надежное убежище для ковчега; Хаттер любит останавливаться там при каждом удобном случае.
— Так как в здешних краях, — продолжал Непоседа, — человек иногда не знает, кем могут оказаться его гости, то весьма желательно получше рассмотреть их, прежде чем они успеют подойти ближе. Эта предосторожность особенно уместна теперь, когда у нас война, так как канадец или минг могут забраться в хижину, не ожидая приглашения. Но Хаттер — прекрасный часовой и чует опасность почти так же, как собака дичь.
— Видя, как открыто стоит его «замок», я думал, что он совершенно не боится врагов, которые могут случайно забрести на озеро. Впрочем, это вряд ли когда-нибудь случится: ведь озеро расположено далеко в стороне от дороги, ведущей к форту и поселению.
— Ах, Зверобой, я убедился, что человек находит врагов гораздо легче, чем друзей. Прямо жутко становится, когда вспомнишь, сколько бывает поводов нажить себе врага и как редко удается приобрести друга. Одни берутся за томагавк [31] потому, что ты не разделяешь их мыслей; другие — потому, что ты предвосхищаешь их мысли. А я когда-то знал бродягу, который поссорился со своим ближайшим приятелем потому, что тот не считал его красавцем. Ты, Зверобой, тоже не являешься образцом красоты, и, однако, с твоей стороны было бы очень неразумно сделаться моим врагом только за то, что я тебе это говорю.
31
Томагавк — боевой топор, оружие индейцев.
— Я не желаю быть ни лучше, ни хуже. Особой красоты во мне, быть может, и нет. По крайней мере, той красоты, о которой мечтают люди легкомысленные и тщеславные. Но надеюсь, что и я не совсем лишен привлекательности благодаря хорошему поведению. Мало найдется мужчин более видных, чем ты, Непоседа, и я понимаю, что вряд ли кто-нибудь обратит на меня внимание там, где можно полюбоваться тобой. Но я не знаю, следует ли считать, что охотник не так ловко обращается с ружьем или добывает меньше дичи только потому, что он не останавливается у каждого родника, попадающегося на пути, чтобы полюбоваться на собственную физиономию в воде.