Зверобой
Шрифт:
Как мы уже говорили, Джудит осталась чрезвычайно довольна письмами, раньше всего попавшимися ей на глаза. Они содержали переписку любящей и разумной матери с дочерью, находящейся с ней в разлуке. Писем дочери здесь не было, но о них можно было судить по ответам матери. Не обошлось и без увещеваний и предостережений. Джудит почувствовала, как кровь прилила к ее вискам и озноб пробежал по телу, когда она прочитала письмо, в котором дочери указывалось на неприличие слишком большой близости — очевидно, об этом рассказывала в письмах сама дочь — с одним офицером, «который приехал из Европы и вряд ли собирался вступить в честный законный брак в Америке»; об этом знакомстве мать отзывалась довольно холодно. Как это ни странно, но все подписи были вырезаны из писем, а имена, попадавшиеся в тексте, вычеркнуты с такой старательностью, что разобрать что-нибудь было невозможно. Все письма лежали в конвертах, по обычаю того времени, но ни на одном не было адреса. Все же письма хранились
Потом девушка начала разбирать вторую пачку писем; эти письма были полны уверений в любви, несомненно продиктованных истинной страстью, но в то же время в них сквозило лукавство, которое мужчины часто считают позволительным, имея дело с женщинами. Джудит пролила много слез, читая первые письма, но сейчас негодование и гордость заставили ее сдержаться. Рука ее, однако, задрожала, и холодок пробежал по всему ее телу, когда она заметила в этих письмах поразительное сходство с любовными посланиями, адресованными когда-то ей самой. Один раз она даже отложила их в сторону и уткнулась головой в колени, содрогаясь от рыданий. Все это время Зверобой молча, но внимательно наблюдал за ней. Прочитав письмо, Джудит передавала его молодому человеку, а сама принималась за следующее. Но это ничего не могло дать ему; он совсем не умел читать. Тем не менее он отчасти угадывал, какие страсти боролись в душе красивого создания, сидевшего рядом с ним, и отдельные фразы, вырывавшиеся у Джудит, позволяли ему приблизиться к истине гораздо больше, чем это могло быть приятно девушке.
Джудит начала с самых ранних писем, и это помогло ей понять заключавшуюся в них историю, ибо они были заботливо подобраны в хронологическом порядке, и всякий, взявший на себя труд просмотреть их, узнал бы грустную повесть удовлетворенной страсти, сменившейся холодностью и, наконец, отвращением. Лишь только Джудит отыскала ключ к содержанию писем, ее нетерпение не желало больше мириться ни с какими отсрочками, и она быстро пробегала глазами страницу за страницей. Скоро Джудит узнала печальную истину о падении своей матери и о каре, постигшей ее. В одном из писем Джудит неожиданно нашла указание на точную дату своего рождения. Ей даже стало известно, что ее красивое имя дал ей отец — человек, воспоминание о котором было так слабо, что его можно было принять скорее за сновидение. О рождении Хетти упоминалось лишь однажды; ей имя дала мать. Но еще задолго до появления на свет другой дочери показались первые признаки холодности, предвещавшие последовавший вскоре разрыв. С той поры мать, очевидно, решила оставлять у себя копии своих писем. Копий этих было немного, но все они красноречиво говорили о чувствах оскорбленной любви и сердечного раскаяния. Джудит долго плакала, пока наконец не должна была отложить эти письма в сторону; она буквально ослепла от слез. Однако вскоре она снова взялась за чтение. Наконец ей удалось добраться до писем, которыми, по всей вероятности, закончилась переписка ее родителей.
Так прошел целый час, ибо пришлось просмотреть более сотни писем и штук двадцать прочитать от первой строки до последней. Теперь проницательная Джудит знала уже всю правду о рождении своем и сестры. Она содрогнулась. Ей показалось, что она оторвана от всего света, и ей остается лишь одно — провести всю свою дальнейшую жизнь на озере, где она видела столько радостных и столько горестных дней.
Осталось просмотреть еще одну пачку писем. Джудит увидела, что это переписка ее матери с неким Томасом Хови. Все подлинники были старательно подобраны, каждое письмо лежало рядом с ответом, и, таким образом, Джудит узнала о ранней истории отношений этой столь неравной четы гораздо больше, чем ей бы самой хотелось. К изумлению — чтобы не сказать к ужасу — дочери, мать сама заговорила о браке, и Джудит была почти счастлива, когда заметила некоторые признаки безумия или, по крайней мере, душевного расстройства в первых письмах этой несчастной женщины. Ответные письма Хови были грубы и безграмотны, хотя в них явственно сказывалось желание получить руку женщины, отличавшейся необычайной привлекательностью. Все ее минувшие заблуждения он готов был позабыть, лишь бы добиться обладания той, которая во всех отношениях стояла неизмеримо выше его и, по-видимому, имела кое-какие деньги. Последние письма были немногословны. В сущности, они ограничивались краткими деловыми сообщениями: бедная женщина убеждала отсутствующего мужа поскорее покинуть общество цивилизованных людей, которое, надо думать, было столь же опасно для него, как тягостно для нее. Случайная фраза, вырвавшаяся у матери, объяснила Джудит причину, побудившую ту решиться выйти замуж за Хови, или Хаттера: то было желание мести — чувство, которое часто приносит больше зла обиженному, чем тому, кто заставил его страдать.
На этом кончалось то, что можно назвать исторической частью документов. Однако среди прочих бумаг сохранилась старая газета с объявлением, обещавшим награду за выдачу нескольких пиратов, в числе которых был назван некий Томас Хови. Девушка обратила внимание и на объявление и на это имя: то и другое было подчеркнуто чернилами. Но Джудит не нашла ничего, что помогло бы установить фамилию или прежнее пребывание жены Хаттера. Как мы уже упоминали, все даты и подписи были вырезаны из писем, а там, где в тексте встречалось сообщение, которое могло бы послужить ключом для дальнейших поисков, все было тщательно вычеркнуто. Таким образом, Джудит увидела, что все надежды узнать, кто были ее родители, рушатся и что ей придется в будущем рассчитывать только на себя. Воспоминания об обычной манере держаться, о беседах и постоянной скорби матери заполняли многочисленные пробелы в тех фактах, которые предстали теперь перед дочерью настолько ясно, чтобы отбить охоту к поискам новых подробностей. Откинувшись на спинку стула, девушка попросила своего товарища закончить осмотр других вещей, хранившихся в сундуке, потому что там могло найтись еще что-нибудь важное.
— Пожалуйста, Джудит, пожалуйста, — ответил терпеливый Зверобой, — но если там найдутся еще какие-нибудь письма, которые вы захотите прочитать, то мы увидим, как солнце снова взойдет, прежде чем вы доберетесь до конца. Два часа подряд вы рассматриваете эти клочки бумаг.
— Они мне рассказали о моих родителях, Зверобой, и определили мое будущее. Надеюсь, вы простите девушку, которая знакомится с жизнью своих отца и матери, и вдобавок впервые. Очень жалею, что заставила вас так долго не спать.
— Не беда, девушка, не беда! Если речь идет обо мне, то не имеет большого значения, сплю я или бодрствую. Но, хотя вы очень хороши собой, Джудит, не совсем приятно сидеть так долго и смотреть, как вы проливаете слезы. Я знаю, слезы не убивают, и многим людям, особенно женщинам, полезно бывает иногда поплакать. Но все-таки, Джудит, я предпочел бы видеть, как вы улыбаетесь.
Это галантное замечание было вознаграждено ласковой, хотя и печальной улыбкой, и девушка попросила своего собеседника закончить осмотр сундука. Поиски по необходимости заняли еще некоторое время, в течение которого Джудит собралась с мыслями и снова овладела собой. Она не принимала участия в осмотре, предоставив заниматься им молодому человеку, и лишь рассеянно поглядывала иногда на различные вещи, которые он доставал. Впрочем, Зверобой не нашел ничего интересного или ценного. Две шпаги, какие тогда носили дворяне, несколько серебряных пряжек, несколько изящных принадлежностей женского туалета — вот самые существенные находки. Тем не менее Джудит и Зверобою одновременно пришло на ум, что эти вещи могут пригодиться при переговорах с ирокезами, хотя молодой человек предвидел здесь трудности, которые не столь ясно представляла себе девушка.
— А теперь, Зверобой, — сказала Джудит, — мы можем поговорить о том, каким образом освободить вас из рук гуронов. Мы с Хетти охотно отдадим любую часть или все, что есть в этом сундуке, лишь бы выкупить вас на волю.
— Ну что ж, это великодушно, это очень щедро и великодушно. Так всегда поступают женщины. Когда они подружатся с человеком, то ничего не делают наполовину; они готовы уступить все свое добро, как будто оно не имеет никакой цены в их глазах. Однако, хотя я благодарю вас обеих так, словно сделка уже состоялась и Расщепленный Дуб или какой-нибудь другой бродяга уже явился сюда, чтобы скрепить договор, существуют две важные причины, по которым договор этот никогда не будет заключен; а поэтому лучше сказать все начистоту, чтобы не пробуждать неоправданных ожиданий у вас или ложных надежд у меня.
— Но какие же это причины, если мы с Хетти готовы отдать эти безделки для вашего спасения, а дикари согласятся принять их?
— В том-то и штука, Джудит, что, хотя вам и пришла в голову верная мысль, однако она сейчас совсем неуместна. Это все равно как если бы собака побежала не по следу, а в обратную сторону. Весьма вероятно, что минги согласятся принять от вас все, что находится в этом сундуке, и вообще все, что вы им можете предложить, но согласятся ли они заплатить за это — дело другое. Скажите, Джудит: если бы кто-нибудь велел вам передать, что вот, мол, за такую-то и такую-то цену он согласен уступить вам и Хетти весь этот сундук, стали бы вы ломать голову над такой сделкой или же тратить на это много слов?
— Но этот сундук и все, что в нем находится, принадлежит нам. Чего ради покупать то, что и так уже наше!
— Совершенно так же рассуждают минги; они говорят, что сундук принадлежит им, и никого не хотят благодарить за ключ от него.
— Я понимаю вас, Зверобой; но все же мы еще владеем озером и можем продержаться здесь, пока Непоседа не пришлет нам солдат, которые выгонят врагов. Это вполне может удаться, если к тому же вы останетесь с нами, вместо того чтобы возвращаться к мингам и снова сдаться им в плен, как вы, по-видимому, собираетесь.