Зверолов
Шрифт:
Вот уже почти сто лет в Солнечной системе не было ни одной войны. Границы по-прежнему патрулируются боевыми крейсерами, а Оборонные Силы ежедневно подвергаются муштре, но потенциальных противников на горизонте пока что не видно. И генералы откровенно скучают.
В двадцать пятом веке задействовать военный флот всерьез приходилось всего трижды. Боевой спутник Кханги, комета Мартелла и восстание адмирала Юсуфа. Первые два инцидента можно отнести к стихийным бедствиям, а Юсуф… до сих пор неизвестно, что заставило этого ренегата расстрелять базу и две орбитальные станции на Тритоне,
Однако именно такие случаи не позволяют отказаться от армии и флота. Нет никакой гарантии, что однажды из космических глубин не явится кто-нибудь враждебный.
— А что, Троост, не нашли еще этих рептилоидов с Ла-Форше? — с деланым равнодушием поинтересовался Хаусер. — Это ведь ты их открыл, э?..
— Я там просто присутствовал, — покачал головой Троост.
— Слышал, у вас там конфликт произошел. Они нам войну не объявят, э?.. — спросил Хаусер, тщетно пытаясь скрыть надежду.
— Да какой конфликт — так, подрались немного…
Рептилоиды Ла-Форше стали настоящей сенсацией. Поначалу принятые за еще один первобытный народ, они оказались не менее, а, скорее всего, даже более развитыми существами, чем земляне. Об их техническом превосходстве говорит хотя бы то, что они овладели межзвездной телепортацией.
Увы, пообщаться с ними теснее, вступить в дипломатические отношения, обменяться знаниями так и не получилось. Вскоре после «разоблачения» они просто… исчезли с Ла-Форше. Исчезли бесследно — как люди, так и машины. Видимо, вернулись на свою родную планету.
Только вот где она — их родная планета?
Исследователи сейчас переворачивают Ла-Форше вверх дном, пытаясь отыскать какие-нибудь намеки, но пока тщетно. Возможно, рептилоиды посчитали землян слишком глупыми. Или слишком драчливыми. В любом случае, вступать в контакт они явно не стремятся.
Полет до Геенны занял три с половиной часа. Троост и Хаусер успели поужинать, сыграть в танкодром, дважды пересмотреть видео охоты на карнафа, изучить трехмерный план исследованной части лабиринтов Геенны и прослушать сводку последних новостей Нового Эдема. Комфортный прогулочный флаер-яхта летел абсолютно бесшумно, над силовым колпаком мерцало звездное небо, в салоне звучала одна из классических симфоний Уильямса…
— А что жену на охоту не взял? — спросил Троост.
— Да ну ее. Говорит — скучно.
— А дети?
— Тоже.
В отличие от Трооста, Хаусер прилетел на Новый Эдем всем семейным кланом — с женой, сыном, женой сына, старшей дочерью, первым и третьим мужьями старшей дочери (второй полететь не смог), младшей дочерью, двумя внуками и двоюродным племянником. Но спортивной охотой в этой ораве увлекался только глава семейства — остальные предпочитали загорать на эдемских пляжах, прогуливаться по тенистым кущам и, конечно, нежиться в онсэне Гихон — знаменитых геотермальных источниках.
Именно ради них многие туристы и прилетают на Новый Эдем. Все остальное вполне можно найти и на Земле, а вот такого грандиозного природного комплекса бассейнов и водопадов на родной планете нет. Воды Гихона насыщены минералами, пенятся и бурлят, как в гигантском джакузи,
Но сам Хаусер в Гихоне пробыл всего два дня. Повалялся на горячих камнях, спустился в бочке по Иерихонскому водопаду, поплавал в подземных реках, прошёлся по дну Лазурного озера, поел природного супчика из Великого Термального Котла и двинул на охоту — добивать Большой Эдемский Шлем.
Троост, который к тому времени уже облазил весь Гихон и не нашел никакой любопытной фауны, если не считать нескольких видов рачков-хемотрофов, охотно присоединился к приятелю. Что поделаешь, среди всех возможных видов отдыха Маартену Троосту интересны лишь те, что связаны с живой природой.
Геенна расположена не так уж далеко от Гихона. Всего четыреста километров к юго-востоку. Там находятся крупнейшие на Новом Эдеме горы — Эмпириды. Под их основным хребтом раскинулся колоссальный пласт известняка, в котором за миллионы лет и образовался гигантский карстовый лабиринт.
Более двух тысяч проходов, свыше пятисот подземных залов и около трехсот глубочайших шахт, ведущих в самые недра планеты. Геенну исследуют уже почти полтора столетия, но на карту до сих пор нанесено всего тридцать процентов ее общей территории. А некоторые спелеологи полагают, что и того меньше — есть теория, согласно которой под известной Геенной находится еще и второй слой, даже более обширный, чем первый.
Флаер приземлился возле одного из второстепенных спусков. Обычные туристы здесь бывают редко — малоизученные территории, свободного допуска нет. Безопасность не гарантирована, необходим сертификат спелеолога-спортсмена.
Хаусер облачился в защитный комбинезон с респираторной маской. Троост остался в своем всегдашнем — там имелись все необходимые средства защиты. Стоя на пороге, они оба несколько секунд моргали, пока глаза переключались на ночное зрение. Вдаль по туннелям унеслись дроны-разведчики.
— Ну что, будем на связи, — махнул рукой Хаусер, уходя налево. Троост двинулся направо.
Охота на каждого зверя каждого Большого Шлема ведется по строго определенным правилам. Просто добыть животное несложно — нашел через спутник, подлетел сверху, застопил, сфотографировался. Если есть желание — взял соскоб, чтобы затем клонировать кусок мяса и отведать добычу на вкус. Все.
Но так может каждый дурак. Это совсем неинтересно. И неспортивно. Поэтому Охотничий Клуб давным-давно выработал строгие правила для каждого вида добычи. Только соблюдая их от и до, можно заработать достижение в Лиге Спортивной Охоты.
Карнафа, например, нужно непременно выманивать на открытое место, злить до кровавых глаз, дожидаться, пока он разгонится, и только в самый последний миг стопить. Чистейшая победа — если карнаф упал менее чем в метре от твоих ног.
А акавиша нужно тропить. Разыскать в бескрайних просторах Геенны его следы, а потом долго идти по ним, пока наконец не найдешь самого хозяина. После этого либо схватка, либо короткое преследование — и выстрел! Бить надо непременно в головогрудь — брюхо акавиша огромно и не содержит жизненно важных органов, а лап у него целых десять и паралич одной или двух опять-таки некритичен.