Звезда Ада
Шрифт:
Люгер ясно видел, как рассасываются старые шрамы на теле; его наполнила пьянящая и в то же время невероятно успокаивающая сила, безразличная к любым влияниям извне. Время прекратило свой бег, пространство стало абсолютно прозрачным: в голубом бесконечном океане, которым была Вселенная, поплыли призраки звезд…
Возвращение к реальности оказалось разочаровывающим и противоестественным, как обратное превращение чудесного цветка в сморщенное семя, тонущее в грязи. Багровый туман истек в отверстия,
Лейтенант ордена быстро оделся и приказал Стервятнику сделать то же самое. В его глазах не осталось и следа пережитого экстаза. Впрочем, и Люгер забыл о ритуале удивительно быстро, словно человеческая память не являлась достаточно подходящим вместилищем для подобных вещей.
Пока он одевался, старик-альбинос пристально смотрел на него. В его взгляде была странная смесь отвращения, пренебрежения и удивления, как будто присутствие Слота оказалось здесь совершенно неуместным и назойливым, но в то же время неизбежным.
Это было уже слишком. Маска всеведения всегда чрезвычайно раздражала Люгера. Он дерзко подмигнул старцу на прощание и покинул ритуальную комнату вслед за лейтенантом.
Тот провел его через множество помещений, пустых и заставленных роскошной мебелью, по лабиринту лестниц и переходов, мимо темных комнат, в которых тлел холодный белый огонь, и сквозь туннели с переливающимися стенами, будто сделанными из вязкой смолы… В конце концов они оказались, насколько мог судить Люгер, в самой верхней части башни.
Огромный полутемный зал, ориентированный по четырем сторонам света, был их целью. На север, запад, юг и восток выходили арки из белого эворийского мрамора, а за ними обнаруживались коридоры со сводчатыми потолками. Коридоры заканчивались большими зеркалами в два человеческих роста, в каждом из которых отражалось противоположное зеркало и, соответственно, бесконечная последовательность самоповторений. Таким образом, каждое зеркало уводило в иллюзорный туннель, как бы продолжавшийся внутри непоколебимых стен башни.
Странность, присущая этим зеркалам, заинтересовала Люгера больше, чем любые другие чудеса башни. Зеркальные поверхности казались то мутными, то подернутыми рябью, словно обдуваемые ветром озера; часто изображения в зеркалах вообще не соответствовали тому, что находилось перед ними, а порой они становились чистыми и прозрачными, как горный хрусталь, и тогда не отражали вообще ничего, кроме нежнейшей голубизны. Но большую часть времени они выглядели все же как обыкновенные зеркала, и в каждом из них можно было видеть уходящую в бесконечность анфиладу полутемных залов.
— Я привел человека, о котором докладывал Вашей Святости, — провозгласил лейтенант, остановившись у края белого круга в центральной части зала. Акустика здесь была превосходной. Голос офицера прозвучал
Люгер вглядывался в полутьму, господствовавшую в глубине помещения, чтобы увидеть того, к кому были обращены эти слова, но увидел только нечто вроде ложа из драгоценного сандалового дерева, стоявшего на возвышении из полированного камня.
— Подойди ко мне, Люгер, — раздался голос, хорошо знакомый Стервятнику и в то же время неуловимо изменившийся.
Слот вступил в белый круг и ощутил внезапную тяжесть, навалившуюся на его плечи. Он приостановился в недоумении, но лейтенант сделал нетерпеливый жест рукой, и Люгер двинулся к центру круга.
По мере приближения к каменному возвышению сопротивление невидимой среды возрастало, словно воздух сгущался и превращался в вязкий кисель. Когда Слот увидел Алфиоса, сопротивление достигло такой степени, что Люгер, несмотря на любые усилия, уже не смог бы преодолеть разделявшее их расстояние в несколько шагов.
Но Люгер и так остановился как вкопанный. Его поразила перемена, произошедшая с Алфиосом.
Вместо цветущего, полного сил мужчины, каким он помнил старого друга своего отца, на мрачном предсмертном ложе возлежал глубокий старик в генеральской мантии, искрившейся серебристо-черным мехом. И хотя на изможденном лице генерала еще можно было увидеть следы укрощенных страстей, фигура сохраняла стройность, а лицо — гордое и слегка надменное выражение, которое когда-то бесило женщин и неудачливых конкурентов, черви необратимого гибельного разложения уже пожирали это тело и эту, когда-то мятежную, душу.
Холеное лицо превратилось в подобие восковой маски, пожелтевшая кожа туго обтягивала череп, глубоко ввалившиеся глаза, черные, как норы в земле, были окружены лиловыми тенями.
В глазах Алфиоса Люгер прочел не что иное, как тщательно подавляемый страх. Это было необъяснимо, чудовищно, но Стервятник не мог ошибаться.
Однако хуже всего был запах тления, исходивший от лежавшего перед ним ЖИВОГО человека. Ни с чем подобным Слоту еще не приходилось встречаться.
— Да, мой мальчик. — Алфиос сделал слабую попытку улыбнуться, и Люгер увидел руины, оставшиеся от его зубов. — Такова плата за превращения. Пожалуй, не следовало бы оскорблять цветущую молодость подобным зрелищем, поэтому закончим поскорее. Зачем ты хотел видеть меня?
Стервятник обернулся и посмотрел на лейтенанта, все еще стоявшего за пределами белого круга.
— Ступай, Ралк, — приказал тому Алфиос, правильно истолковав взгляд Люгера.
— Вы уверены, что я могу оставить вас вдвоем, Ваша Святость? спросил офицер издали. При этом его глаза по-прежнему неотрывно следили за каждым движением гостя, словно глаза сторожевого пса. Теперь в них зажглось недоброе пламя…
— Я ценю твою преданность, Ралк, — устало проговорил Алфиос. — Я давно знаю этого человека, и ты тоже узнал о нем все, что хотел, не так ли?