Звезда цесаревны. Борьба у престола
Шрифт:
— Гонец из Москвы!
На пороге появился Сумароков. Лицо его было бледно и измучено, но имело гордое, счастливое выражение. Он низко поклонился и молча остановился у порога.
— Вы, кажется, лейб-гвардии капитан Сумароков, камер-юнкер герцога Голштинского? — спросила Анна, окидывая его с ног до головы внимательным, несколько недоверчивым взглядом.
— И адъютант графа Павла Ивановича Ягужинского, ваше императорское величество, — отчётливо проговорил Сумароков, прямо глядя в лицо герцогини.
Лёгкая улыбка скользнула по губам Анны. Сумароков побледнел ещё больше. Вся уверенность его пропала. Его слова, этот новый титул не произвели того впечатления, на которое он рассчитывал. «Меня
— Как вы назвали меня? — послышался голос Анны.
Бирон неподвижно стоял за креслом императрицы, с некоторым злорадством глядя на смущённого русского офицера. Он не скрывал своего удовольствия, что не русский первый привёз Анне великую весть.
— С девятнадцатого сего января вы императрица всероссийская. Вот детальное оповещение вашего величества от графа Павла Ивановича.
Сумароков вынул из-за обшлага мундира толстый конверт с письмом Ягужинского. Анна взглянула на Бирона. Он быстро подошёл к Сумарокову и взял из его рук письмо.
— Павел Иванович, — с улыбкой произнесла Анна. — Я помню его, когда он ездил в Варшаву, дабы помешать избранию в герцоги Курляндские Морица Саксонского.
При этом имени Анна тихо вздохнула. Её сердце не совсем забыло этого беспутного, отчаянного и очаровательного Морица, идола модных красавиц Парижа, Дрездена и Вены, этого авантюриста и героя, дравшегося с одинаковым успехом под знамёнами Мальборо и принца Евгения [31] и со шведами, и с испанцами, и с турками; он стал бы её мужем, если бы не честолюбивые планы Меншикова, добившегося для себя короны Курляндии. — Да, — продолжала Анна. — Я не забыла его. Он относился к нам всегда с должной аттенцией [32] . То, что вы передали нам, капитан, — закончила она, — привело нас в такое смятение, что нам надлежит всё обсудить наедине. Ежели надо будет, мы позовём вас.
31
…под знамёнами Мальборо и принца Евгения… — Герцог Мальборо Джон Черчилль (1650—1722) — английский полководец и политический деятель. Евгений Савойский (1663—1736) — австрийский полководец и государственный деятель.
32
Он относился к нам всегда с должной аттенцией. — Аттенция — внимание.
Анна милостиво кивнула головой. И это было всё! Это награда за опасности пути, бессонные ночи, за игру головой!
Сумароков молча поклонился.
— Мы вас не забудем, капитан, — услышал он голос императрицы.
Он поклонился ещё раз и, озлобленный, чувствуя себя униженным, не зная, куда направиться, вышел из комнаты. Куда, в самом деле, идти? Депутаты Верховного Совета могут приехать с часу на час. Он погиб, если они увидят его здесь. Он смутно чувствовал, что новая императрица лукавит, что она явно не хочет принять его под своё покровительство, тоже, может быть, боясь верховников. Сумарокова могло спасти теперь только бегство, но он боялся бежать, так как не передал ещё императрице на словах то, что приказал Ягужинский, и притом разве императрица не сказала, что, может, позовёт его?
Он остановился в зале в раздумье. В это время к нему подошёл Ариальд.
— Господин камер-юнкер заблудился в нашем дворце, — шутливо сказал он по-немецки и сейчас же добавил: — А скажите, господин камер-юнкер, во сколько раз дворец русских императоров больше нашего?
Несмотря на свою озабоченность, Сумароков улыбнулся.
— Я полагаю, во столько же раз, во сколько Москва
— О-о, — произнёс Ариальд, — атомного! Неожиданная мысль явилась у Сумарокова.
— Послушай, малютка, — сказал он, — не передашь ли ты господину Бирону записку?
— Отчего же? Охотно, — отозвался Ариальд.
— Да, но где же я напишу? — спросил Сумароков.
— Пожалуйте сюда, к обер-писцу, — и мальчик указал ему на большую дверь.
По полутёмному коридору Ариальд провёл Сумарокова в небольшую, скромно обставленную комнату. На большом столе лежали расходные книги, счета, серые листы бумаги. За столом сидел маленький, худенький старичок с бритым пергаментным лицом, в очках на длинном носу. При виде вошедших он поспешил встать.
— Герр Шрейбер, — обратился к нему Ариальд. — Господину камер-юнкеру надо написать несколько слов.
— О, сейчас, сейчас, — засуетился старик.
Он торопливо подал Сумарокову стул, подвинул бумагу, чернила и гусиное перо. Сумароков написал по-немецки:
«Высокородный господин, имею от графа Ягужинского словесные препоручения её величеству. Опасаюсь приезда князя Долгорукого. Что должен я делать? Ехать или ждать и где? Жду всемилостивейших повелений».
— Вот это передай господину Бирону, — сказал он, передавая Ариальду записку, — а я подожду здесь.
Ариальд кивнул головой и исчез в коридоре. Сумароков встал и с беспокойством заходил по комнате. Маленький старичок тихо подсел к столу и вновь углубился в свои занятия.
Было тихо. «Какая чудесная перемена судьбы, — думал Сумароков. — Герцогиня вчера — сегодня императрица». Он невольно вспомнил вопрос Ариальда, залы московских дворцов, роскошные празднества Петра II, брильянты, золото… Чувство горечи наполнило его душу. «И вот, — думал он, — за то, что я, рискуя головой, привёз ей весть о том, что всё это принадлежит ей, за то, что предупредил о кознях врагов, — за всё это брошен ею, и в смертельной тревоге жду министров, и никто не защитит меня от их гнева и мести…»
Тревога росла с каждой минутой.
Наконец Ариальд вернулся и передал ответ Бирона. Бирон просил Сумарокова подождать в указанном месте, куда его проводит Ариальд. Сумароков немного успокоился. Значит, он не совсем брошен.
Ариальд, очевидно, уяснил себе положение. Он понял, что всем здесь грозит опасность от каких-то министров, членов какого-то совета, которых ждут сюда. Что боится Бирон, боится Сумароков, боится Густав Левенвольде, сейчас скрывающийся в квартире Бирона, тревожится новая императрица. Смутно думал он, что если императрица дорожит Бироном и отчасти Густавом, то вовсе не дорожит этим русским офицером и что наибольшей опасности подвергается именно этот красивый и ласковый офицер. И, почуяв в себе рыцарскую кровь славного рода Тротта, мальчик решил всеми силами помогать этому гонцу; находившемуся, по его мнению, в опасном положении.
— Я готов, — сказал Сумароков.
— Тогда следуйте за мною, господин камер-юнкер, — отозвался Ариальд.
Сумароков любезно поклонился старичку и последовал за маленьким пажом.
В небольшом доме, дворце герцогини, тоже были свои тайны. И узкие коридоры, и винтовые лестницы, и подвалы, — целый лабиринт в миниатюре.
По узким, коротким, но извилистым коридорам вёл его Ариальд. После довольно продолжительного блужданья Ариальд привёл его в глубокий подвал, тёмный и сырой, слабо освещённый одинокой свечой. Сумарокову невольно стало жутко. Мрачные, нависшие своды, с которых гулко падала, капля за каплей, вода на каменные плиты пола. Убогая койка, деревянный стол и скамья передним.