Звезда Егорова
Шрифт:
Всего три дня прошло, как вот здесь, в этом кабинете, Голиан разговаривал с одним из руководителей словацких коммунистов, Доктором.
Голиан вздрогнул, вспомнив холодный блеск очков Доктора, его беспощадную иронию. Доктор дотошно выспрашивал Голиана о положении в армии: уверен ли он в надежности двух восточнословацких дивизий? А в чем можно быть уверенным? На командира корпуса генерала Малара положиться никак нельзя. В трудную минуту переметнется к немцам, недаром столько лет пробыл военным атташе в Берлине. А вот на его заместителя, полковника Тальского, пожалуй, можно надеяться.
Голиан
Голиан вздохнул. Да, далеко не все так радужно, как он рисовал Доктору. Многое не подготовлено, но откладывать больше нельзя — гитлеровские войска перешли границу. И так теперь уже придется обороняться, а не наступать. А стоит ли подставлять свою голову? Бенеш требует, чтобы Голиан передал командование повстанческой армией генералу Виесту. Он сейчас в Лондоне не у дел, но прилетит, как только восстание начнется. Почему бы не подписать приказ от его имени?
Голиан повеселел. Он исправил подписи под приказом, первой поставил фамилию генерала дивизии Виеста. Затем вызвал адъютанта и приказал телеграфом довести приказ до всех частей словацкой армии.
— Да… — задержал Голиан адъютанта. — Бистрицкий гарнизон ночью не поднимать. Успеем и завтра с утра…
Ночью бригада Егорова подошла к окраинам Банска-Бистрицы и заняла исходный рубеж для наступления. Город безмятежно спал. И все же входить в него без разведки Егоров не решился. Послал разведчиков с Подгорой. А батальон Ивана Волошина направил к Зволену, чтобы еще ночью захватить аэродром «Три Дуба». Киев уже запрашивал, когда в распоряжении партизан будут приличные посадочные площадки.
Партизаны бригады расположились на отдых.
Плыла над Банска-Бистрицей августовская ночь. Уснуло партизанское войско, сморенное дальним походом и боем. Лишь дозоры не спали, оберегая сон своих товарищей. Не спали комбриг и штабисты. С наблюдательного пункта, наскоро оборудованного на высокой круче, Егоров пытался разглядеть затянутый туманом и предутренней дымкой город. Светало. Молочными реками и озерами в кудрявой кайме темных деревьев вплывали в бинокль улицы и площади спящего города. А когда блеснули первые лучи солнца над островерхой крышей в самом центре города, вдруг стал различим огромный флаг с черным пауком свастики в белом круге. А по соседству, на флагштоке дома пониже, — трехцветный словацкий флаг.
— Видишь? — Оторвав от глаз бинокль, Егоров показал на флаги начальнику штаба Ржецкому. — Не нравится мне это соседство…
Вернулся Подгора с разведчиками. Он прошел весь город.
Егоров решил войти в город, расположить там партизан и связаться со словацким военным командованием, чтобы согласовать совместные действия в начавшемся восстании.
Не успел еще город проснуться, а с ближайших холмов на улицы полилась молчаливая лавина вооруженных людей. Без выстрелов, соблюдая порядок, шли они к назначенным объектам — вокзалу и телефонной станции, к городской ратуше, к казармам глинковской гвардии, жандармерии и к немецкой военной миссии.
Алексей надеялся, что на этот раз обойдется без боя. Но вот раздались первые выстрелы, разрывы гранат. Командиры батальонов доложили, что гардисты и гитлеровская охрана немецкой миссии и гестапо завязали бой.
Егоров направил отряд с комиссаром Мыльниковым к воинским казармам предупредить словацкое военное командование, что в город вошли партизаны.
А на улицах уже кипел бой. Казармы гардистов и немцев ощетинились пулеметами. Ливень огня встретил партизан. Испуганные горожане, в первые минуты выбежавшие навстречу партизанам, стали прятаться по подвалам.
Егоров с автоматчиками и группой добровольцев-проводников из местных жителей спешил к центру.
Из окон двухэтажного особняка немецкой военной миссии короткими очередями огрызаются пулеметы и автоматы. Но вот отряд партизан во главе с Подгорой нашел какую-то лазейку и ворвался в дом. Слышна автоматная стрельба, разрывы гранат. Еще несколько минут, и миссия взята. Партизаны поодиночке выводят понурых, с заложенными за голову руками эсэсовцев — солдат охраны миссии. Офицеров с ними нет — куда-то скрылись.
Постепенно звуки боя удаляются. Еще несколько острых стычек с небольшими группами гардистов — и центр города свободен.
Нещадно палит полуденное солнце. Егоров с партизанами вышел на центральную площадь. А там, несмотря на жару, толпа людей. Гудят, кричат «ура», смеются. Какой-то парень успел подняться на крышу немецкой военной миссии и сорвать фашистский флаг, а на его место прикрепить большое красное полотнище.
На бульваре играет маленький оркестр: три скрипки, кларнет, труба и турецкий барабан. Обливаясь потом, стараются музыканты. Густое уханье трубы и грохот барабана перекрывают остальные звуки. На мостовой танцуют большим общим кругом. Кажется, весь город высыпал на улицы, и только из городских властей никого не видно — ни гражданских, ни военных.
Части словацкого гарнизона так и не вышли из казарм, ответив Григорию Мыльникову, что не имеют приказа.
Поручив начальнику штаба собрать батальоны, отвести их к окраине и накормить, комбриг с Йозефом Подгорой направились к штабу Голиана.
Алексея Семеновича окликнули:
— Товарищ Егоров!
Егоров оглянулся. К нему приближались Янишек и пожилой господин, одетый, несмотря на сильную жару, в респектабельную черную тройку и строгую шляпу.
— Рад вас видеть, — произнес господин, чопорно приподнимая шляпу, и рассмеялся: — Не узнали?