Звезда Ирода Великого
Шрифт:
Они ждали долго. Гиркан сидел, сгорбившись, уперев неподвижный взгляд в пол, выложенный разноцветными плитами. Несколько раз секретарь выходил из кабинета, шел через приемную — туда и обратно — быстро, но не торопясь. Антипатр следил за ним. Секретарь ни разу даже не скосил глаза в сторону Гиркана.
Наконец, когда ожидание стало казаться Антипатру безнадежным, они услышали голос, гулко прозвучавший в пространстве пустой приемной:
— Помпей Магн ждет вас.
По-видимому, секретарь произнес это, едва приоткрыв дверь, потому что когда Антипатр, а за ним и Гиркан подняли головы, то никого не увидели.
— Помпей ждет тебя.
Гиркан встал и торопливо засеменил к двери. От прежней его уверенности не осталось и следа.
Помпей принял их, стоя у окна, спиной к свету. Солнце было ярким, и потому лицо Помпея оказалось в тени — не только выражения, но и черт разобрать было невозможно. Коротким и властным движением руки он прервал высокопарное приветствие первосвященника и, указав на Антипатра, спросил:
— Ты говорил мне о нем? — И, не ожидая ответа, обратился к Антипатру: — Ты, как я слышал, опытный и отважный воин. Еще я слышал, что ты не иудей и ненавидишь царя Аристовула. Это так?
— Да, император, — ответил Антипатр четко и бесстрастно. Он знал, что императором называют Помпея лишь близкие ему люди, но все же осмелился.
— Аристовул, как враг Рима, должен понести наказание, — продолжил Помпей, — а Гиркан, как друг Рима, должен быть возвышен. Если ты докажешь свою преданность Риму и Гиркану, Рим не забудет о тебе. Если ты попытаешься предать или окажешься нерадивым, тебя ждет смерть.
Он замолчал, и Антипатр произнес:
— Я готов, император.
— Ты готов умереть? — спросил Помпей, и в голосе его прозвучала насмешка. — Ты не боишься смерти?
— Я солдат, император, — с прежней бесстрастностью ответил Антипатр. — Смерть всегда сопутствует солдату.
— Но я говорил не о смерти в сражении.
— Смерть всегда смерть, император. А что до предательства, то я не предам.
— Хорошо, — кивнул Помпей, — это ответ настоящего воина. Скажи мне вот что. Я получил известие, что царь Аристовул укрылся в крепости Александрион. Ответь, что ты знаешь об этой крепости?
— Она неприступна. Ее невозможно взять штурмом.
— Неприступна? — переспросил Помпей. — Не думаешь ли ты, что есть крепость, которую я не сумел бы взять?
— Думаю, что нет, император. Но я полагал, ты спрашиваешь меня как военного человека. Александрион расположен на горной вершине, скалы вокруг неприступны, дорога, ведущая туда, узка, там трудно расположить осадные машины. Кроме того, фронт нападения там не шире, чем десять человек в ряд. Осажденным легко будет засыпать твоих солдат камнями и дротиками.
Помолчав, Помпей сказал:
— Через несколько дней я выступлю из Дамаска. Сколько тебе понадобится времени, чтобы собрать свои отряды и привести их к Александриону?
— Семь дней, император.
— Я даю тебе пять. Иди.
Антипатр поклонился и вышел. Поджидая Гиркана, он, все еще находясь в возбуждении от разговора с Помпеем, мерил шагами приемную. Вскоре Гиркан появился. Приблизившись к Антипатру и коротко глянув по сторонам, он прошептал:
— Ты понравился Помпею. Но помни, я говорил ему о тебе только самое хорошее.
Антипатр
— Я всегда был предан тебе и останусь преданным. Не я располагаю собственною жизнью, но ты.
— Поезжай, — торжественно произнес Гиркан уже не шепотом, а в полный голос. — Я буду молиться за тебя.
Во второй половине того же дня Антипатр и Ирод покинули Дамаск.
Прибыв в Массаду, они узнали, что Фазаель, не теряя времени даром, укрепил крепостные стены и, главное, набрал более трех тысяч новых воинов. Антипатр, не мешкая, повел свое маленькое войско в направлении Александриона. Фазаеля он оставил в Массаде, а Ирода взял с собой начальником конницы. Всадников набралось восемь сотен.
С того времени как они выступили из Массады, Антипатр разговаривал с Иродом не как отец с сыном, а как начальник с подчиненным. Следуя во главе своих конников, Ирод впервые по-настоящему чувствовал, что война не забава, а серьезное и трудное дело, кроме смелости и отваги требующее осторожности, терпения и напряжения всех сил.
Через три дня они увидели костры римского лагеря. Ирод взглянул на небо. Оно было еще не черным, серым. Облака справа окрашивались малиновым отсветом только что скрывшегося за горизонтом солнца. Звезд было мало, Ирод насчитал семь или восемь. Они не светили, но лишь белыми пятнами отмечали свое присутствие.
Его звезда, та самая, что он отыскал взглядом той памятной ночью в Дамаске, тоже светила не в полную силу, но все равно ярче других.
Шесть легионов Помпея уже двое суток стояли лагерем у Александриона, со всех сторон обложив город. Трижды он посылал к осажденным своего легата Габиния с требованием немедленной сдачи, и трижды Габиния даже не впустили за ворота.
Помпей раздумывал: тратить время на долгую осаду ему не хотелось, главным образом, потому, что его уже ждали в Риме. На штурм он тоже не мог решиться — крепость и в самом деле оказалась неприступной, а положить у ее стен несколько тысяч своих солдат было бы неразумно. Особенно теперь, перед возвращением в Рим, когда его ожидал третий по счету триумф. Этот триумф (решение уже было принято сенатом) должен стать для него особенным. Он получил первый за победу над Африкой, второй — над Европой, а этот последний — над Азией. Третий триумф ознаменовывал собой то, что Помпей Магн покорил весь обитаемый мир. Такого еще не знала история Рима. Ничто уже не могло подорвать его славу. Но одно пятно, пусть и не очень заметное, уже было на пурпурном плаще великого триумфатора: Митридат. Проклятый Митридат так и не был пленен им. Неужели же он, Помпей, допустит, чтобы неудачный штурм этой жалкой крепости стал для него вторым пятном?
Главной целью Помпея — то, что она главная, он бы никому не признался — было не покорение Иудеи, а пленение иудейского царя. Он нужен был ему, чтобы вместе с царями других покоренных народов провести его во время триумфа за своей колесницей через центральные ворота Рима.
Когда ему доложили о прибытии отрядов Гиркана, он приказал немедленно позвать Антипатра. После короткого приветствия Антипатра (тот, по обычаю римлян, поднял правую руку ладонью вперед, сказав: «Антипатр приветствует Помпея Магна») Помпей спросил: