Звезда над рекой

Гитович Александр Ильич

Бросаю пить

Легко я бросал Города и уезды, И бросил бродить, Промотавшись до нитки. Теперь под зеленой сосной Мое место — Я если хожу, То не дальше калитки. Я бросил Беспечное непостоянство, Я бросил пирушки И радуюсь детям. Но я никогда Не бросал свое пьянство — И мы это с вами Особо отметим. Коль к ночи не выпьешь, Не будет покоя, Не выпьешь с утра — И подняться не в силах. Я

бросил бы днем Свое пьянство святое, Но кровь леденела бы В старческих жилах. Ну, брошу — И радости больше не будет. А будет ли, в сущности, Выгода в этом? А вот когда вечность Мне годы присудят И птицы поздравят С последним рассветом, — Тогда равнодушно И трезво, поверьте, Я с плеч своих скину Житейскую ношу И с ясной душою В обители смерти, Быть может, действительно Пьянствовать брошу.

Надгробная песня

Смерть сопутствует жизни — И так до скончанья времен. Даже ранний конец Предрешен равнодушной судьбою. Человек, что вчера На закате встречался с тобою, Он сегодня — увы! — В поминальные списки включен. Дух его улетел Далеко, в неземные края, Лишь увядшая форма Осталась в гробу, неживая. Плачут старые люди, В могилу меня провожая, Плачут малые дети, И добрые плачут друзья. Ну а то, чем я славен И чем я горжусь до сих пор, Да и то, в чем я грешен, — Никто никогда не узнает: Через несколько осеней Кто разобрать пожелает, В чем была моя слава И в чем заключался позор? _____ Мне осталось одно — Сокрушаться, что в жизни земной Недостаточно пьянствовал: Сколько недопито мной!

Воспеваю ученых, живших в нищете

1

Десять тысяч существ — Всем пристанище в жизни дано; Лишь печальному облаку Нету на свете опоры: В темноте поднебесья Плывет и растает оно, Не увидев ни разу Залитые солнцем просторы. Благодатные зори Ночной разгоняют туман. Обгоняя друг друга, Несутся лукавые птицы. Только я не спешу: Мне давно опротивел обман — И к лачуге своей Я по-прежнему рад возвратиться. Я проверил себя И остался на прежнем пути — Не боюсь, что от голода Тело мое пострадало б: Нету старого друга, И нового мне не найти, И совсем ни к чему Униженье упреков и жалоб.

2

Холод ранней зимы Увенчал окончание года, Я лежу на веранде, В худой завернувшись халат. Даже в южном саду Ничего не жалеет природа, Обнаженные ветви Украсили северный сад. Наклоняю кувшин — В нем ни капли вина не осталось. Погляжу на очаг — И над ним не синеет дымок. То ли стало темно, То ли просто склонила усталость, Но стихов и преданий Читать я сегодня не смог. Голод мне не грозит еще — Гневному взгляду и слову — Не нуждаюсь я в пище, Как праведник в княжестве Чэнь. Вспомню

нищих ученых — Их мудрого духа основу, И себя успокою я В этот безрадостный день.

3

Старый Жун подпоясывал Жалкой веревкой халат, Но на лютне бренчал, Хоть уж было ему девяносто. В рваной обуви ветхой Из дырок одних и заплат, Юань Сянь распевал свои песни Беспечно и просто. От «Двойного цветения» Сколько воды утекло! Сколько мудрых ученых С тех пор в нищете прозябали! Лебеду в их похлебке Мы даже представим едва ли, И лохмотья одежд их Представить сейчас тяжело. Я-то знаю, что значит Богатый халат на меху, Но почти что всегда Он путями нечестными добыт. Цзы умел рассуждать, Но витал где-то там — наверху, И меня бы не понял — Тут надобен собственный опыт.

4

Благородный Цань Лоу, Не зная тревог и печали, В независимой бедности И в неизвестности жил. Ни посты и ни почести В мире его не прельщали, И, дары отвергая, Бессмертие он заслужил. И когда на рассвете Окончился жизненный путь, Даже рваной одежды Ему не хватило на саван. До вершин нищеты он возвысился — Мудр был и прав он, Только Дао он знал — Остальное же так, как-нибудь… Сто веков отошли С той поры, как из жизни ушел он, И такого, как он, мы, быть может, не встретим опять. Все живое жалел он, Добра и сочувствия полон, До последнего вздоха… Что можно еще пожелать?

5

Юань Аню, бывало, Метель заметала жилье, — Он сидел взаперти, Но не звал на подмогу соседей. Юань Цзы, увидав, Как народ беззащитен и беден, Проклял царскую службу И тотчас же бросил ее. Жили оба они, Не желая нужду побороть, Сено было их ложем, И пищей служили коренья. Кто же силы им дал на земле Для такого смиренья, Чтобы дух возвышался, Презрев неразумную плоть? Стойкость бедности — вечно — Сражается с жаждой богатства, И когда добродетель В таком побеждает бою — Человек обретает Высокую славу свою, Ту, что будет сиять На просторах всего государства.

6

Безмятежный Чжун-вэй Нищету и покой предпочел — У соломенной хижины Выросли сорные травы. Никогда никому Ни одной он строфы не прочел, А ведь были б стихи его Гордостью Ханьской державы. И никто в Поднебесной И ведать не ведал о нем, И никто не ходил к нему. Кроме седого Лю Гуна. Почему же поэт В одиночестве скрылся своем? Почему в одиночестве Пели волшебные струны? Но святые стихи Он за совесть писал — не за страх, Независим и горд, Даже мысль о карьере развея. Может быть, ничего я Не смыслю в житейских делах, Но хотел бы последовать — В жизни — примеру Чжун-вэя.