Звезда Надежды
Шрифт:
— Я иду, котенок. Вышла из десятого. Шахта. Ты тоже прозевал время, мой хороший?
И эти слова, сказанные той, которой по логике вещей не могло быть, все решили.
— Джил, выход в другой стороне! — Искра попыталась схватить его за рукав скафандра, но не успела — Джил рванулся к шахте, ухватился за поручни лестницы, полез вниз.
Он смотрел на убегающие вверх ступени лестницы, проваливался вниз шахты и закричал:
— Искра на выход. Приказ — на выход!
— Искра со мной, котенок.
—
Голос Нэма Ю возник неожиданно:
— Что происходит, Джил? Мы на платформе. Все.
— Не знаю, — Джил смотрел перед собой, спешил: — Ааоли внизу за техническими ярусами. Иду за ней!
— Я почти вышла, котенок. Скоро выйду. Не будь нубом — ты идешь в другую сторону.
Всего мгновение Джил снова задохнулся от паники, сомнение сжало его грудь, мучительно захотелось закричать во все горло.
Ааоли внизу!
Та, флорианка, что подходит сейчас к выходу — фальшивка. Настоящая Ааоли ни за, что не оставила бы его одного в опасности, хоть приказывай, хоть ругайся матерно. Настоящая Ааоли всегда придет на помощь.
— Котенок, жду вас с Искрой в шлюзе. Торопитесь.
Тьма за его спиной, густой, липкой массой, грозила схватить, оторвать его от поручней — осязаемая, грозная, неумолимая. Джил боялся задрать голову и посмотреть в верхнее стекло гермошлема.
Вниз, вниз…
Там, куда он сейчас спускался, копилась и сгущалась угроза.
Другая угроза — видимая, близкая, спускалась сверху по лестнице — за ним, почти наступавшая Джилу на руки. Он всякий раз успевал перехватиться, прежде, чем ботинок Искры опускался на ступень — поручень, за которую он только, что держался.
«Мы погибнем, дорогой. Остановись. Вернись. Ты должен мне верить».
Вниз, вниз…
«Там никого нет, Джил. Ты теряешь время!»
Мертвящие пальцы ужаса, ледяными, колючими мурашками, коснулись его спины.
Она сказала «ты теряешь время».
Не «мы».
«Ты»!
Чужая Искра была рядом, она спускалась за ним.
За ним…
За ним…
Джил уже миновал первый технический ярус, когда услышал в эфире голос флорианки:
— Ты все еще идешь ко мне, котенок? — Она ни то закашлялась, ни то рассмеялась.
— Я иду к тебе! — Пот пропитавший брови, лип к векам, жег глаза: — Ааоли, я иду.
— Котенок, котенок. Тогда мы оба погибнем. Уходи. Времени на возвращение не останется.
Он лез и лез вниз по ступеням — поручням.
Там на платформе, сидят пятеро иллиан, недвижимые, молчаливые, немые.
Он буквально увидел эту картину — воображение показало ему их.
— Глупости, мадам. Я не уйду без вас, — шутка получилась неуклюжей, голос — охрипший, чужой, прозвучал безнадежно.
— Глупый нуб. Надо было тебя надкусить, — снова она рассмеялась.
Это был не кашель — смех.
Ааоли.
Это она!
Свет его
Резак мотался из стороны в сторону, бился о локоть Джила.
А Искра — близкая, неутомимая, вдруг запела ему «песню» о любви, надежде, об обманутых ожиданиях, и он, еще более потрясенный открывающейся ужасной правдой, почти срывался с лестницы, спешил.
Он почему — то вспомнил как Ааоли угощала его сладкими фруктами, там, в далеком прошлом. Он вспомнил их вкус — медовый, с оттенком весны и радости, когда он был счастлив.
Он хотел тогда, чтобы флорианка тоже их ела.
— Котенок, мы не едим всякую дрянь…
Он отрывисто рассмеялся, слезы выступили на глазах Джила, все перед ним поплыло в ослепительных, дрожащих разводах и бликах.
Не ясное чувство того, что он может вспомнить нечто — очень важное, далекое, пришло к Джилу и так — же быстро исчезло.
«Песня» Искры Шепот, становилась громче. В ней слышались нотки наступающей, вечерней грозы, когда небо на западе затухает от приходящей ночи, и воздух становится тих и тяжел…
Джил слушал эти чувства, видел в себе эти образы — навязанные, чужие, и уже не мог совладать с собой — дикий страх сковывал тело, наполнял душу холодом и зимней стужей…
… Когда снег сияет в свете ослепительного Светила, воздух замер в преддверии смерти, и пронизывающий мороз, глухой к мольбе, обволакивает, стягивает кожу, срывает тепло и жизнь, уносит в бездонное, голубое небо, туда….
Туда…
Джил словно очнулся от тяжелого сна. Дико и во всю силу, закричал срывая голос, затуманил своим дыханием стекло гермошлема.
— Котенок. Мне тоже страшно.
— Я иду за тобой!
— Не успеешь, — она быстро и громко дышит.
А «песня» Искры все громче, все настойчивее, и уже трудно сдерживать свое сознание, от желания расслабиться и думать, думать, думать…
О жарком пляже в ясный, летний день, где ласковые волны — прозрачные, чистые, набегают живым стеклом на песок — изумрудные и одновременно голубые, прохладные, ласковые…
— Ааоли, Аа — а-а — ао — о-оли — и!…
«Оставь ее, дорогой! Разве ты любишь ее? Ты любишь меня!»
Эти слова врываются в его сознание, потрясают своей незыблемостью, до обреченности вбивают ему простую истину.
«Ты не сможешь без меня! Только я твоя жизнь!»
Следующий технический ярус.
Время.
Его уже не осталось.
Даже если сейчас повернуть назад.
Даже сейчас.
Поздно!
Он оторвал от ступеней обе ноги, завис на секунду над черной, чужой пропастью и, оттолкнувшись руками, полетел вниз шахты, слегка заваливаясь вправо. Ступени замелькали перед глазами Джила, яркой, стальной рябью.