Звезда Надежды
Шрифт:
Все кончено.
Не понятно зачем его оставили в живых. Флориане перебили всех людей экипажа — Гром в этом не сомневался, он видел ту внезапную, как взрыв — кровавую бойню, видел, как вчерашние друзья — флориане кромсали когтями, бросались с протяжными криками и добивали своих жертв.
Ему дико, страшно хотелось пить.
Он все — таки решил перекатиться на правый бок. Левое плечо Грома было вывихнуто.
Его затрясла дрожь, когда он сначала перекинул левую ногу через правую, а потом со стоном стал переваливаться на бок. Онемевшая спина почти не болела.
Он
Энч…
Его тоже убьют. Но позже. Гром Север в этом ни на мгновение не сомневался. Причину отсрочки приговора, он понять не мог.
Два дня назад — Энч еще был жив. Два дня назад, Гром, превозмогая боль, поднялся и, подойдя к двери ведущей из медицинского отсека, стоял и смотрел в квадратное, испачканное чьей — то кровью, окно. За окном было узкое пространство ярко освещенного коридора четвертого уровня — бежевые стены, белый, ячеистый потолок и коричневый пол. Напротив медицинского отсека, висел цветной плакат, на котором улыбались два офицера военного флота — человек и флорианин, а сверху тянулась ярко — красная надпись — «братья на века».
Энч долго смотрел на этот скудный, корабельный пейзаж, стоял пока не затекли ноги, и уже собирался отойти от двери, когда увидел двух офицеров — флориан.
Оба капитаны с инженерного поста — Ав Раы и Кира Мурк.
Они куда — то торопились, шли быстро, оживленно, о чем — то говоря друг с другом.
Гром не слышал звука их голосов.
Он смотрел на то, что они несли.
Ав в левой руке нес голову, размахивая ей в такт своим шагам. Кира держал на плече голую ногу.
Они прошли быстро, Гром не успел хорошенько рассмотреть их ноши, но ему показалось, что эта оторванная голова ему знакома — бледное лицо, выпученные глаза, открытый рот с вывалившимся языком…
Кира тогда увидел его в окне и помахал Грому свободной рукой, даже улыбнулся — приветливо, беззлобно, как улыбался ему при каждой встрече.
Прохладный пол холодил щеку.
Гром открыл глаза, глянул на дверь — темное окно, в коридоре выключен свет.
Толстая бронированная дверь, толстое бронированное стекло.
В принципе убеги он отсюда, то кроме смерти он на крейсере ничего не найдет — флориане непревзойденные охотники, и они узнают о твоем присутствии гораздо раньше, чем ты узнаешь о присутствии флориан.
Он старался не думать о своей семье — потом, перед концом, он вспомнит о них в последний раз. Первые два дня заточения, Гром едва не довел себя до исступления воспоминаниями о жене и сыне.
Энч.
Зоркий.
Муго.
Сина.
Фай.
Джец.
Резвый.
Он мог продолжить этот список.
Никого из них уже нет.
Он служил на «Востоке» двадцать один год, он сроднился с теми, кто был рядом с ним, считал их своей семьей, и в том, что смерть непонятно почему обошла его стороной, видел нечто неправильное, как будто его выгнали из собственного дома и заставили скитаться по дворам.
Близкие, друзья, годы службы, учения и отпуска, когда он с семьей проводил долгожданные дни, смех и разговоры в кают — компании, то время, наполненное
На всегда.
Не вернется.
Неожиданно в окне двери ярко вспыхнул свет, высветив на полу медицинского отсека, вытянутый светлый прямоугольник.
На свету возникла массивная тень.
Гром Север вздрогнул.
Посмотрел вверх.
За ним пришли — флориане. Дверь беззвучно открылась, разбавив сумрак медицинского отсека ярким светом горящих в коридоре световых панелей.
Первым вошел наводящий из четвертой арт. батареи — Укло. Гром не помнил его фамилию.
Укло.
Вторым, следом за ним, вошел радист Грес Най.
Укло прошел к столу, где лежал Энч, пнул тело мертвеца, фыркнул и сказал по — флориански:
— Тухляк.
Грес Най остался стоять в проеме двери, глядя на Грома.
— Вставай. — Укло навис над ним, его мощные руки висели вдоль мощного торса, ноги широко расставлены: — Тебя хочет видеть капитан.
Гром тяжело заворочился, начал приподниматься, сдерживаясь, что — бы не застонать от боли, произнес:
— Потрудитесь говорить по форме со старшим по званию, сержант.
И тогда Укло просто схватил его за воротник кителя, рывком поднял и поставил Грома на ноги, рассмеялся:
— Пошел, нуб говорящий!
От нестерпимой боли в груди, Гром Север едва не потерял сознание, в голове зазвенело, накатила тошнотворная муть. Он скрипнул зубами.
«Не кричать! Перед ними».
Держа его под руки, не церемонясь, флориане почти волоком, потащили Грома вдоль коридора. Он плохо соображал, почти ничего не видел из — за боли — рвущей, обжигающей, мотал опущенной вниз головой, из пересохшего горла вырвался глухой хрип… Потом Гром забылся — муторно и тяжело, ему стало казаться, что он где — то в другом месте и что идет по шатающемуся полу и даже спорит с кем — то…
Звонкая пощечина привела его в себя.
Потом вторая.
Гром Север открыл глаза — в ушах стоял непрерывный звон.
Его по прежнему держали под руки, он почти висел на руках державших его флориан, ноги не слушались, сгибались в коленях.
Командный отсек.
Яркий свет с потолка делал все вокруг нереально четким и пестрым, до боли в глазах. Перед ним стоял капитан Урк Рук — большой как скала, неподвижное, покрытое коротким серым мехом лицо, словно лицо чучела, желтые кошачьи глаза неотрывно смотрят в лицо Грома. Несколько офицеров — флориан молча стоят вокруг.
Гром попытался выпрямиться — ноги предательски дрожали.
— Честь имею, капитан, — хрипло произнес он.
Капитан фыркнул:
— Забудь об этом. Ты просто нуб. Жаль, что ты не зарянин. Жаль.
Гром постарался улыбнуться, его губы растянулись в оскале:
— Я офицер крейсера Содружества Миров. А вы капитан — клятвопреступник. Такие дела.
— Хотел оставить своего помощника, но не вышло. Пусть это будешь ты. Всегда тебя терпеть не мог. — Капитан Урк Рук немного помолчал и заговорил спокойно и твердо: — Посмотри на экран, нуб. Я хочу, чтобы ты это видел! Это последнее, что будет в твоей никчемной жизни нуба. И ты подохнешь, как нуб.