Звезда заводской многотиражки 2
Шрифт:
— А ты чего такой нарядный? — спросил я, захлопнув подшивку. От желтоватых страниц во все стороны полетели пылинки.
— Я же вчера говорил! — Эдик скорчил обиженное лицо. — Иду в ресторан вечером. Буду предложение делать!
А, точно. Был разговор. Он уже два года ухаживает за какой-то особенной девушкой, и последние пару месяцев все никак не мог выбрать момент, чтобы предложить ей руку и сердце. Коллеги к этой романтической истории относятся иронично, потому как Эдичка наш тот еще ходок. Но он всех все время осаживает, чтобы не смели шутить шуточки над его настоящей любовью.
—
— В «Калину красную», на Союза Республик! — он гордо подбоченился.
— Ого, ничего себе! — присвистнул я. — Как тебе удалось туда пробиться?
— Связи, друг мой Иван, связи! — многозначительно улыбнулся Эдик, продолжая любоваться на свое отражение в зеркале.
Дверь снова распахнулась, и в редакцию впорхнула Даша. Тоже явно в приподнятом настроении. Скинула пальто и тоже направилась к зеркалу, по-свойски отпихнув от него бедром Эдика. Сняла шапку и принялась приводить в порядок примявшуюся прическу.
— Ты тоже сегодня в ресторан идешь? — спросил я, хмыкнув. Ее изящную фигурку обтягивало очередное трикотажное платье, в этот раз ярко-вишневого цвета.
— Это приглашение? — она кокетливо подмигнула мне в зеркале.
— Увы! — я развел руками. — Это связи Эдички позволяют водить девушек в «Калину красную»! Я могу только в кулинарию на пироженки.
«Калина красная» была чуть ли не единственным заведением в Новокиневске, пережившим без изменений и распад страны, и лихие девяностые, и все то, что было вслед за ними. Времена менялись, а ресторан, окруженный уютным сквером, никак не менялся. И даже форма официантов не изменилась — они как при СССР ходили в красных ливреях и шапочках, так и дальше остались в них же. По идее, кабак с таким названием должен был быть очень «шукшинским». В сельском стиле что-нибудь, с деревянными скамейками и полосатыми ковриками. Но весь Шукшин на названии заканчивался. Внутри было сплошное дорого-бохато, хрусталь, позолота и белоснежные скатерти. И за столами восседают толстые и красивые деятели партии и культуры. И едят вовсе не котлеты с картошкой, а всякие там фрикасе, бланманже и прочее дефлопе.
Простому смертному попасть в эту «хрустальную шкатулку» практически невозможно. Даже волшебный способ показать швейцару купюру сквозь стеклянную дверь не сработает.
— На свадьбу-то пригласишь? — игриво спросила Даша, потрепав Эдика по только что тщательно расчесанной голове.
— Тссс, не торопи события, вдруг она еще откажется, — я приобнял Дашу за талию и заговорщически подмигнул.
— Эдик, не смотри так, мы на самом деле за тебя болеем! — сказала Даша и ткнула меня локтем в бок. — Ваня, скажи ему!
— Мы вообще за тебя-за тебя! — заверил я.
Тут дверь снова снова открылась и впустила в редакцию запыхавшегося Семена. Без верхней одежды, видимо он уже давно слоняется по заводу, и вещи оставил с полагающемся ему по настоящему рабочему месту шкафчике.
— Ваня, а почему ты до сих пор здесь? — спросил он, сфокусировав взгляд на мне. — Тебя Галя ждет на первом этаже и уже волнуется. Вы же собирались что-то там вместе делать!
— Ох, вот я балбес! — я хлопнул себя по лбу ладошкой. — И правда забыл же! Ладно, не скучайте тут!
Галя волновалась. И было понятно, почему. Мы затеяли практически шпионскую игру против нашего председателя профкома, и надо было сделать так, чтобы ни один из начальников цехов не пришел с ним обсудить странное распоряжение оформить годовой отчет в виде номера художественной самодеятельности. На нашей стороне играло то, что с баклажаном мало кто по доброй воле общался. Против — возможная случайная встреча в столовой или еще где и косность мышления некоторых «шишек». Вот с одного такого мы решили сразу и начать, чтобы остальное проскочило полегче.
Начальник цеха вулканизации представлял собой нечто совершенно монументальное. При взгляде на него начинаешь думать, что если остальные люди произошли от обезьяны, то в его предках явно были бегемоты. Он был не толстым, нет. Просто такие весь тяжелый, приземистый, надбровные дуги как у неандертальца, лоб как у него же. Полосатый костюм выглядит скорее как чехол для мебели, чем одежда для человеческого существа.
Его маленькие глазки пробежали взглядом по распоряжению, которое я вчера честно сочинил в самом что ни на есть официозном ключе. Потом брови его угрожающе зашевелились, и буравящий взгляд уперся сначала в Галю, которая тут же съежилась, а потом в меня.
— Что значит «номер самодеятельности»? — спросил он с нажимом. — Мы что ли будем серьезные вещи плясками показывать? Ничего не знаю, мой зам уже готовит доклад, выйду, прочитаю, и хоть трава не расти... Придумают тоже.
— Лев Игоревич, это же новогодний праздник! — возмутилась Галя. — Какой еще доклад?
— Девочка, ты мне указывать что ли будешь? — голос у него был завывающий, как будто с трубой разговариваешь. Я торопливо осмотрел его кабинет. Он был похож на остальные кабинеты начальников цехов, разве что почти вся стена шкафа была увешана всякими флажками, вымпелами и на полках стояли многочисленные кубки и награды. Победителю соцсоревнования. За рационализацию производства. Призерам спартакиады... — Все, не отвлекайте меня своими глупостями...
— Лев Игоревич... — Галя набрала в грудь воздуха, но я подергал ее за рукав и негромко сказал:
— Галя, видишь, человек занят? Значит вымпел и премию получит Дмитрий Сергеич.
Галя удивленно сверкнула глазами, но я сжал ее локоть, и она ничего не сказала. Так и осталась с молча открытым ртом.
— Вымпел и премия? — заинтересовался главный над всей вулканизацией.
— Ой, я надеялся, что вы не услышите, — я сделал притворно-виноватое лицо.
— Здесь ничего не написано про вымпел, — маленькие глазки под низкими бровями сузились в щелочки.
— Вообще-то это секрет, — почти шепотом проговорил я. — Там же написано — концерт-сюрприз. Директор сказал, что это будет проверка ваших творческих способностей и служебного рвения. И особо отличившихся он наградит. Между прочим, начальник подготовительного цеха уже собрал творческую группу и готовит что-то грандиозное.
— Что ж вы мне сразу-то так не сказали! — он хлопнул по столу своими бегемотьими ладонями и снова схватил многострадальный листочек с распоряжением. — Самодеятельность, значит... А сколько человек должно быть задействовано?