Звезда заводской многотиражки 4
Шрифт:
— Дарья, я вам вчера сказал, чтобы вы не красились так ярко, — проговорил ЭсЭс и уставился на Дашу. «Вот урод!» — подумал я. Ну невооруженным же взглядом видно, почему она так ярко накрасилась! Нужно быть слепым совсем, чтобы не разглядеть ничего!
— Нигде не написаны регламенты женского макияжа, — тихо огрызнулась Даша.
— Вы будете соблюдать те регламенты, которые я вам поставлю! — сказал редактор. — Так что потрудитесь пройти в туалетную комнату и смыть с лица все это безобразие!
— На каком основании вы мне указываете?! —
— На том основании, что я ваш начальник, Дарья! — ЭсЭс поднялся. — Встаньте и покиньте редакцию. И не возвращайтесь до тех пор, пока не приведете себя в надлежащий вид!
Даша вскочила. Ее каблуки прогрохотали через всю редакцию. Дверь грохнула так, что с потолка посыпалась штукатурка. ЭсЭс открыл тетрадь учета времени и внес туда пометку.
— А не слишком ли много вы себе позволяете? — тихо сказал я, тоже поднимаясь. — Или вы намеренно сделали вид, что ничего не заметили?
— Я не давал вам разрешения вставать, Иван, — холодно сказал он, не глядя на меня. — И не думайте, что наш с разговор о вашей бесполезной рубрике в газете закончен.
— А я не об этом сейчас говорю, — сказал я, вышел из-за стола и остановился напротив него.
— А вы кто такой, чтобы меня учить, как работать? — зло прошипел он. — Сядьте на место, я сказал. И не суйте свой длинный нос не в свое дело.
— Это очень даже мое дело! — заявил я. — Вы только что оскорбили мою коллегу. Совершенно не разобравшись в ситуации! И сделали это намеренно, чтобы унизить девушку.
— Вот, довольны теперь, да? — дверь распахнулась. На пороге стояла Даша с мокрым лицом. Темно-фиолетовый фингал заливал все верхнее веко правого глаза и немного сползал вниз. На скуле красовался другой кровоподтек, чуть светлее. — Такой вид более подобающий?!
ЭсЭс снова сделал пометку в тетрадке и поднял глаза.
— Не надо мне тут устраивать сцен, — сухо сказал он. — О случаях семейного насилия следует сообщать в комитет комсомола или партком, чтобы каждый случай был надлежащим образом рассмотрен и разобран.
— Какое еще насилие? — Даша втянула воздух сквозь зубы. — Я об дверь ударилась, ясно вам? Моя работа — разговаривать с людьми и брать у них интервью. Или вы думаете, что с фингалом под глазом разговаривать более подобающе, чем с косметикой?
— Во-первых, сбавьте тон, вы не на базаре, — отрезал ЭсЭс. — Ваше поведение сейчас говорит только о том, что вы невоздержанная и истеричная особа. И у меня есть большие сомнения в том, что вы пригодны для той работы, которую выполняете. Эдуард. Вы можете взять на себя беседу с начальником транспортного цеха сегодня? Дарья, поскольку ваш внешний вид и состояние не позволяет вам поддерживать разговор, сегодня вы займетесь делами в редакции.
Он встал из-за стола и деревянным шагом вышел из редакции.
«Ссскотина... — подумал я. — Сволочь. Гад. Уничтожу тебя, тварь. По стене размажу».
Больше всего хотелось, конечно, сжать кулак и двинуть в его
Я выдохнул. Несколько раз сжал и разжал кулаки. Посмотрел на свои ладони, на которых полукружьями отпечатались ногти.
— Кто-нибудь знает домашний телефон Антонины? — спросил я.
— У меня был записан на всякий случай, — отозвался Эдик. — Только...
— Ты знаешь, что с ней случилось? — спросил я.
— Нет, — Эдик помотал стриженой головой. — Просто она просила ей не звонить без необходимости.
— Ты считаешь, что необходимость еще не настала? — у меня вырвался нервный смешок. Я подошел к Даше и обнял ее за плечи. — Даша, не плачь, пожалуйста. Все будет хорошо, правда. Я узнавал.
— Это какой-то кошмар, товарищи... — простонала она. — За что нам это? Откуда он взялся на наши головы?
— Ох, — Эдик схватился за голову и скривился. Скосил взгляд, будто пытаясь увидеть свои несуществующие больше длинные пряди сосульками. — Даш, а у тебя вопросы для интервью уже составлены?
— Да, сейчас... — Даша всхлипнула и наклонилась к сумке. — У нас обновили автопарк, так что... В общем, здесь заметки, сам разберешься, да?
— Угу, — буркнул Эдик, перегнулся через стол и забрал у Даши тетрадку. Тоже обычную школьную, как и у меня. Самый простой и дешевый вариант бумаги для записей — тонкая тетрадка в темно-розовой обложке с гимном Советского Союза с обратной стороны.
Эдик уткнулся в тетрадку, бормоча что-то себе под нос. А я стоял у Даши за спиной, и гладил ее по голове.
— Даш, ты как, в норме? — спросил я, склонившись к ее уху.
— Нет, — она мотнула головой, потом подняла взгляд на меня. — Но все равно говори, что ты там хотел сказать.
— Можешь написать докладную записку с требованием изложить регламенты внешнего вида? На имя директора завода? И в партком еще? — задумчиво сказал я.
— Что? — Даша нахмурилась. У нее даже слезы как-то сразу высохли. — Это еще зачем?
— Слушай, я постараюсь разузнать, конечно, за что его турнули с прошлого места работы, но сидеть, сложа лапки и терпеть, как этот урод устраивает нам свое гестапо — это тоже так себе идея. Вот смотри, он сегодня не учел в твоем рабочем графике примерно тридцать минут. Сославшись на требования к внешнему виду, которых раньше не было. Ты сотрудник сознательный, требования выполнять согласна, только хотела бы, раз уж они изменились, чтобы они были изложены четко, по пунктам, с указанием фасонов, марок косметики и всего такого прочего. Поняла?