Звезда заводской многотиражки – 4
Шрифт:
– А что за дела в отделении девочек-подростков? – спросил я.
– Плохие дела, – Феликс вздохнул. – Подростки часто бывают непослушными и бунтуют, это совершенно нормально. Есть определенные границы, конечно, но в целом… Дело в том, что в нашей больнице не делают разницы между непослушными детьми и по-настоящему больными девочками. Родители не справляются, вызывают бригаду и отправляют нерадивого ребенка к нам. Используя больницу, как наказание. И девочка-подросток оказывается на соседней койке от тихой олигофренички. Это получается вовсе не помощь. Такие родители
Феликс нахмурился и потер лоб.
– Что думаете, Иван? – он с надеждой посмотрел на меня. – Стоит нам с вами браться за эту тему или все-таки лучше обойти не трогать?
– Думаю, кое-что мы все-таки можем… – медленно проговорил я. – И вы даже сами уже сказали, с какой стороны подойти. Можно сделать материал в духе социальной сатиры на безответственных родителей. Совсем по минимуму касаясь процедурного вопроса. Лишь намеками, чтобы читалось между строк.
– Хм, дейсвтительно, я же сам это сказал… – Феликс хохотнул. – Вот что значит, свежая голова! Тогда давайте вот как мы поступим. Составим публикацию в двух видах – развернутую и с фоторепортажем и небольшую для газеты. Как думаете, ваш друг Михаил согласится нам помогать?
Феликс припарковал свою «пятерку» во дворе обычной кирпичной пятиэтажки на Красноармейском проспекте. Единственное ее отличие от всех окружающих было в том, что над аркой под самой крышей в ней имелись здоровенные окна художественной студии. Мне в таких бывать раньше не случалось. Знал я про таковые места немногое. Они всегда располагались в жилых домах и занимали два-три этажа. Принадлежали они союзу художников. Каковой и выделял их по какому-то принципу своим чем-то отличившимся членам. Понятно, что студий таковых было сильно меньше, чем желающих их заполучить. Да что там, я не художник, но тоже был бы не прочь обзавестись жильем с потолками семиметровой высоты и окнами во всю стену!
И вот именно в этой студии близкие друзья Феликса свою встречу и назначили. Принадлежала она в настоящий момент отцу Веника.
Мы поднялись по лестнице и остановились перед дверью. Никакого волнения я не испытывал. Ну, вечринка. Подумаешь… Не дипломатический же прием, где по результатам моего умения пользоваться щипцами для омаров, будут решать судьбу страны, которую я представляю. Разумеется, я спросил в Феликса, нужно ли мне как-то по-особенному себя вести, чтобы его не опозорить, но он от меня только отмахнулся. Мол, будь собой, и все нормально будет.
Дверь открылась. На пороге стоял внушительных размеров мужик с ярко-рыжей бородой и светлыми глазами. Лицо у него было такое, что он отлично подошел бы на роль капитана пиратского корабля или людоеда. Рукава рубахи засучены, на фартуке – изображение трогательного котенка, чем-то отдаленно похожего на героя мультиков про кота Саймона. Мужик был мне совершенно не знаком. Он сердечно поздоровался с Феликсом, обнял его и даже приподнял, а потом перевел взгляд на меня.
–
Глава четвертая. Чужой среди своих
Я изобразил на лице удивление и радушие. Сдержанное такое и вежливое. Пока было неясно, какого рода знакомство нас связывает. К счастью, в прихожую вышли еще несколько человек. Взрослые дядьки с не очень серьезными лицами. И началась обычная канитель встречи. Что да как, давно не виделись, раздевайтесь и к столу. И все такое. Как и полагалось по субординации, я вел себя тихо и вежливо, как хороший мальчик. Оглядывался с любопытством, все-таки я впервые оказался в настоящем обиталище художника.
Студия представляла собой здоровенный квадратный зал высотой в три этажа. Но при этом прихожая была как у обычных квартир, а на контрасте с основным помещением, казалась еще меньше. Рядом с входной дверью было еще две – туалет и ванная. Короткий коридор вел на крохотную кухню, куда, впустив нас, и вернулся рыжебородый незнакомец. Он там колдовал с духовкой, готовил какое-то секретное блюдо. Так что захлопнул дверь и никого не впускал. Впрочем, кухня была настолько маленькой, что когда рыжая борода туда вошел, места для кого-то еще там не осталось.
А вот в большом зале было, что поразглядывать. Сразу было понятно, что обитает в этом месте человек творческий.
Под самым потолком на белой стене была закреплена здоровенная виолончель. Кажется, инструмент таких размеров называется «контрабас». Еще стены украшало множество картонных шляп разного размера и формы – от похожих на привычные ковбойские до причудливых, островерхих, украшенных искусственными цветами, игрушечными машинками и кораблями. Что это? Костюмы с какого-то карнавала? Или хозяину нравится клеить шляпы из картона в свободное от работы время.
Кстати, работа тут тоже имелась, хотя заметить мольберт за всем этим множеством странного, было не так-то просто.
На противоположной стене висел кладбищенский венок с траурной лентой «От товарищей». Шутка такая?
В центре стояли здоровенные водолазные ботинки. А рядом на стуле лежал шлем от этого же костюма. Вдоль стены по росту выстроились семь высоких ваз, формой отдаленно похожих на греческие амфоры. В последнюю, самую маленькую, мне примерно по пояс, воткнут букетик из бумажных цветов, на лепестках которых что-то было написано.
На обшарпанном комоде, тоже в ряд по росту, стояли гипсовые бюсты Ленина. И уменьшенная копия безрукой Венеры Милосской.
С потолка на тросиках свисала модель кукурузника.
Ну а стол для дружеской попойки организовали в переднем правом углу. Только он здесь был не занят никакими инсталляциями. Если, конечно, не считать лестницы вдоль стены. Вела она к закрытой двери под самым потолком. Либо спальня там, либо склад всяких инструментов.
Само застолье пока еще не началось, ждали, когда все соберутся. Не было в том числе и хозяина студии. Он всех впустил и убежал по каким-то срочным делам.