Звезда заводской многотиражки
Шрифт:
— Конечно, о чем разговор? — совершенно не подумав, сказал я. Прислушиваясь к тому, что происходило на селекторном совещании. Ничего важного, просто «держал руку на пульсе», а уже потом сообразил, что именно брякнул... — Только я ее контакты потерял, но это ерунда, сейчас восстановим.
Я снял трубку с телефона и набрал ноль-девять. Диск послушно прожужжал дважды, потом раздались длинные гудки.
— Алло, милая барышня, мне нужен телефон Анны Метельевой, адрес... улица Макаренко, дом шестнадцать, — как ни в чем не бывало, сказал я. Номер квартиры честно
— Алла Метельева, вы хотели сказать? — уточнила девушка на том конце провода.
— Ох, ну да, конечно же! — живо согласился я.
— Записывайте! — скомандовала она и продиктовала мне последовательность из пяти цифр.
Я записал телефон карандашом на клочке бумаги, подмигнул Мишке и нажал на кнопку отбоя. Прислушался опять к селектору. Показалось, что там зашла речь про новый цех. Не показалось, но тему эту директор моментально свернул и перевел ее на доклад планового отдела. Опять понеслись какие-то проценты, ударники и неинтересные цифры статистики, которые вполне можно было и не записывать. Эти сводки можно было взять в том же плановом отделе в печатном виде.
Я посмотрел на записанный телефонный номер и внезапно почувствовал азарт.
А чего я, собственно, опасаюсь? Что на той стороне телефона узнают, что я жив, и поспешат завершить начатое? Да лааадно!
Пальцы сами потянулись к диску. Семь-два-пять...
— Да, вас слушают! — раздался с той стороны трубки неприятный голос. Бинго! Привет, существо-тумбочка! Скорее всего, ты и есть Алла Метельева. Сестра? Мама? Тетя?
— Доброе утро, — жизнерадостным голосом диктора с первой программы радио сказал я. — А могу я поговорить с Аней?
— Спит она еще вроде, — сказали на том конце трубки. Недовольно. Причем, недовольство было адресовано скорее не мне, а засоне-Анечке. — Это срочно? Разбудить что ли?
— Очень срочно! — заверил я. — Вопрос жизни и смерти!
— Хорошо, ожидайте, — сказала телефонная трубка. Раздался глухой стук, потом скрип половиц и приглушенный голос человека-тумбочки. — Нюта, хорош дрыхнуть! Тебе тут уже названивают с утра пораньше!
Я еще раз подмигнул побледневшему и взволнованному Мишке. На той стороне трубки слышалась какая-то возня и неразборчивые пререкания. Потом, наконец, снова раздался голос.
— Алло? — недовольный сонный голос. — Это кто?
— Анечка? — нежно пропел я. — Это некто Иван Мельников тебя беспокоит. Есть минутка?
С той стороны трубки ахнули. Потом снова раздался грохот, будто пластмассовый корпус резко стал скользким и выпал из ослабевших пальцев.
— Это что, розыгрыш какой-то? — тихо и уже совсем не сонно проговорила Аня.
— Анечка, о чем ты? — с деланным недоумением спросил я. — Какой еще розыгрыш, у меня же никакого чувства юмора нет в такое время! Дорогая, как ты смотришь на то, чтобы попить вечерком молочных коктейлей? Или может чего-нибудь более горячего или горячительного, а то погоды стоят не самые теплые...
— Вы кто? — почти шепотом спросила Аня, громко дыша в трубку.
— Иван Алексеевич Мельников, год рождения — пятьдесят восьмой, журналист, не был, не был, не состоял, — отчеканил я. — Аня, у меня к тебе чертовски важное дело, давай встретимся. Например, сегодня в семь в «Петушке». Это рядом с кинотеатром «Россия», там еще...
— Я знаю, где «Петушок», — зло перебила меня Аня.
— Тогда буду ждать тебя там сегодня в семь, — сказал я, заполняя возникшую паузу. — В пальто, в печали и в... А, нет, это не из этой оперы. Анечка, ну что с тобой? Или ты не веришь, что это на самом деле я? Тогда приходи, и сама все увидишь.
В трубке раздался не то всхлип, не то вскрик. Потом запищали короткие гудки.
— Не знаю, какая муха ее укусила с утра пораньше, но я сделал все, что мог, — я развел руками и вернул трубку на ее законное место. — Все слышал? Сегодня в семь идем в «Петушок». Навстречу, так сказать, твоей судьбе.
— Вообще-то у меня были планы, хотя... — Мишка вынул руки из карманов. Потом засунул обратно. Потоптался на месте. Потом мотнул головой, будто с чем-то внутри своей головы или категорически согласился, или категорически же не согласился. — А, черт с ними! Встречаемся на проходной?
— Заметано! — я поднялся и протянул лучшему другу руку.
День был суматошный, конечно. Причем, я сам же его таким и сделал. Сначала на летучке нахватал на себя обязательств по собственной же инициативе, потом сбегал в профком, чтобы показать лишний раз лицо квелому баклажану его возглавляющему. И показать секретарю профкома свой профсоюзный билет. Она мне попеняла, что я уже три месяца не плачу взносы, я клятвенно пообещал сегодня же исправиться. Вызнал у ее, где искать комсорга Галю и помчался дальше наматывать круги по длинным коридорам административного корпуса.
Галя мне обрадовалсь, как родному. Особенно когда я ей сообщил, что я активист и энтузиаст и мечтаю приносить пользу родному заводу и родному государству. И вот прямо сейчас могу помочь нарисовать этот плакат или подписать эти открытки. Да, конечно же, я приду на собрание! О нет, петь и плясать не буду, но могу взять на себя половину конферанса. Вот уж что-что, а трепать языком я умею.
Потом мы с Галей пошли вместе обедать, обсуждая, какие замечательные перспективы ждут комсомольскую ячейку шинного завода вместе с моим приходом, и только тут я заметил, что нас не двое, а трое. За нами увязался тихий паренек немного унылого вида.
— Иван, ты просто не представляешь, как я рада твоему появлению! — глаза Гали воодушевленно сияли. — Мне иногда казалось, что я головой об стенку бьюсь, и это все одной мне надо! Но ведь я же для всех стараюсь! Чтобы жизнь на заводе бурлила, чтобы всем было интересно. А все как будто для галочки на собрания приходят. Только чтобы выговор не заработать.
— Галина, выдыхай! — я рассмеялся и приподнял стакан компота. — Давай выпьем этого компота за наш с тобой успех! Они еще будут бегать, как укушенные в зад змеей энтузиазма, вот увидишь!