Звезда заводской многотиражки
Шрифт:
Бледный юноша, прибившийся к нам, смотрел на меня взглядом побитой собаки. Потом перевел тоскливый взгляд на Галю. Похоже, тут у нас обитатель френд-зоны... Мда, бедный парень...
— Слушай, Иван, — лицо Гали стало собранным и озабоченным. — Мне нужно кровь из носа до конца следующей недели составить план на будущий год, а у меня конь не валялся...
— Галочка, я уже сказал, что можешь на меня рассчитывать, — заговорщически подмигнул я.
Потом я вернулся в редакцию, составил про запас парочку дайджестов, помог Даше составить список вопросов для интервью с нашим знаменитым на весь союз рационализатором Федором Зиминым. Потом снова забежал в профком, принес секретарше из столовой пару ватрушек. Слышал, как она по телефону сокрушалась, что она не может пойти в столовую. Там пахнет тушеной капустой,
Потом я посмотрел на часы и вернулся в редакцию, чтобы поработать. По-быстрому написал короткий фельетон про очередного дебошира, на которого вчера пришел сигнал из милиции. Составил про запас три дайджеста, а потом, наконец-то выдохнул.
Деятельность я развил не просто так. Когда окрыленный будущей встречей с Аней Мишка ушел, я остался в редакции один. И подумал о такой важной вещи, как планы на будущее. Да, возможно, это все мне снится, и я сейчас подергиваю ножкой в глубокой коме в отделении интенсивной терапии «семиэтажки». Да, очень может быть, что моя советская командировка закончится так же внезапно, как и началась. Вот только что это меняет? На дворе восьмидесятый год. Через два года гроб Леонида Ильича под гудок всех советских заводов опустят в яму у кремлевской стены, а еще через три неспешно до этого покачивавшийся поезд СССР покатится под откос, чтобы разломаться на отдельные вагоны. И у меня есть важное преимущество — я об этом знаю. Но есть и минус — это знание мне ни хрена не дает. Потому что я ни хрена не понимаю в большой экономике, и том, каким образом новоявленные акулы капитализма выгрызали у государства особенно вкусные предприятия. Зато я знаю, что на дворе все еще те благословенные времена, когда если пошевелить жопой, то можно заполучить себе особенно вкусную жилплощадь. А то и две жилплощади. И вовсе даже не за деньги, а вполне законным путем — по профсоюзной, комсомольской и партийной линиям. И у меня на это все есть еще лет пять. Ну ладно, семь. Не так уж и мало, если задуматься. А значит надо увлеченно ввязываться во все мероприятия с пометкой «организовано комитетом комсомола» и «профком рекомендует». И пробиваться наверх, расталкивая других желающих воображаемыми локтями.
Вот поэтому я и бегал весь день, как ужаленный в зад той самой змеей энтузиазма. Я пока не знал, как точно это все заполучить. Но был железно уверен, что никто не придет ко мне сам и ничего не даст. Что бы там ни писал классик литературы на эту тему.
За один день я не то, чтобы очень многого достиг. Но успел заметить важное — активность и энтузиазм не очень чтобы в чести. Ну что ж, значит у меня будет меньше конкурентов, когда я разберусь в этой всей системе.
Миша ждал меня на проходной, как мы и договаривались. Он нетерпеливо комкал в руках перчатки, а лицо его выражало то горячую надежду, то вдруг становилось хмурым и опечаленным. Эх, Мишка, всегда ты вот такой был! До поры до времени казался самоуверенной скалой, но как только дело доходило до отношений с девушками, то ты тут же начинал то хамить, то мямлить. Ничему тебя жизнь не учит, Михась!
— Слушай, Иван, я тут подумал, — нерешительно начал он. — Может ты сначала один с ней встретишься и осторожно обо мне поговоришь? Ну, мол, что есть фотограф, которому нужна модель, чтобы сделать несколько портретов... А потом как-нибудь...
— Так, Михась, ты что это, сдал назад уже? — я хлопнул лучшего друга по плечу. — А ну, соберись, тряпка! Это она девушка, существо по определению ветреное и необязательное, и может не прийти. Но ты-то? Ты же мужик, а!
— Да я как-то... у меня на самом деле есть еще одно дело... — Мишка опустил глаза и начал переминаться с ноги на ногу.
— Никаких дел у тебя нет, ты их все отложил, — я легонько взял его под локоток и повлек к выходу. — Ты просто зассал, да, Михась?
— Ничего я не... — Мишка возмущенно покраснел, но прямой взгляд не выдержал и отвел глаза. — Слушай, а почему ты меня так называешь?
— Михась? — переспросил я и пожал плечами. — По привычке, наверное... А что? Не надо?
— Да нет, просто странно, — лицо его стало задумчивым, с легким оттенком ностальгии. — Меня так только дед называет.
В «Петушке» был не то, чтобы аншлаг, но вполне многолюдно. На самом деле, я надеялся, что компания Веника тоже сегодня решит развеяться после работы. По разговору с Анной было понятно, что она была уверена, что позвонить я ей ну никак не мог. А значит была в курсе, что мое бездыханное тело забрала от дома ее родственницы труповозка. Вот только я не был в курсе, насколько она приложила руку к тому, чтобы я стал мертвым. Следовательно, встречу лучше устраивать не в заброшенном доме или, там, на каких-нибудь безлюдных выселках. А в популярном месте. И желательно таком, где меня знают.
Вот только придет ли она на эту встречу, вот в чем вопрос?
Я чмокнул в щеку недовольно насупившуюся при виде меня Лизавету, пожал руки обоим обожателям морковногубой брюнетки, потрепал по плечу Бобра. Полюбопытствовал, где Веник. Мне сообщили, что он на работе сегодня. Так что влезать за их стол я не стал, кивнул Мишке на свободный столик по соседству и направился к предприимчивым дамочкам на раздаче, чтобы разжиться парой молочных коктейлей. Пить сегодня портвейн у меня не было никакого настроения. Хотелось сохранить голову трезвой.
— А если она не придет? — спросил Мишка, в сотый, наверное, раз посмотрев на часы. Время было пять минут восьмого.
— Придет, — уверенно заявил я. А про себя поправился, что я бы точно пришел, если бы вдруг объявился кто-то, кого я считал мертвым. Любопытство бы не позволило проигнорировать такое свидание. А что касается этой Анны...
От двери потянуло холодом — кто-то шагнул на порог. И судя по тому, что лицо Мишки стало похожим на рожу каменного истукана с острова Пасхи, я понял, что мне пора обернуться.
Глава двадцать четвертая. Как ежик в тумане
Даже не знаю, чего я ожидал. Обрушившейся одним махом лавины воспоминаний? Божественного озарения, которое открыло бы мне все, что связывает меня и эту девушку?
Хрен там плавал, как говорится.
Это несомненно была та же самая Анна, что и на фотографиях Мишки. Волосы не такие ярко-рыжие, как в моих воспоминаниях, а, скорее, русые с рыжей искрой. Симпатичная. Подвижное такое лицо, на котором за секунду может поменяться десяток разных выражений. Она относилась к тому типу девушек, который нравится абсолютно всем — парням, потому что живая и непосредственная, девчонкам — потому что не настолько ослепительно красива, чтобы затмить все и вся.
А вот она, увидев меня, в лице поменялась. Побледнела, ахнула, ее пальцы на ручке сумочки разжались, и изящная красная штучка размером чуть больше кошелька выпала из ослабевших рук. По полу веером рассыпались всякие девчачьи мелочи.
Я вскочил и бросился помогать ей все собирать. И мы, ожидаемо, столкнулись лбами.
— Анечка, ну ты чего? — как бы удивленно спросил я. Но вот отреагировала она неожиданно — глупо улыбнулась сквозь брызнувшие из глаз слезы и порывисто меня обняла.
— Ты живой... живой! Как такое возможно?!
— Тссс! — я осторожно сжал ее плечи. — Давай об этом потом, ладно? Сейчас я тебя хочу кое с кем познакомить.
Она всхлипнула, несколько секунд смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Потом быстро-быстро собрала с пола ключи, тушь, помаду, крохотное зеркальце и маленький вышитый бисером кошелек.
— Михаил, это Анна, Анна, это Михаил, — с шутовским полупоклоном сказал я, подводя Аню к нашему столику. — Анечка, не смотри так удивленно. — Миша — отличный фотограф. Он увидел тебя на наших летних фотографиях, был очарован и прямо-таки мечтает с тобой поработать. Верно, Михась?