Звездная мантия

Павич Милорад

– Так это же Гейдельберг! Ведь я здесь когда-то учился!

Даже теперь не могу вспомнить, как я добрался из Шабаца домой, в Белград, и когда и как решил поехать в Гейдельберг. Тогда еще летали самолеты и все было совсем не так, как сейчас, когда на вопрос: «Как дела?» – тебе могут ответить, что спрашивать такое бестактно, или вообще отбрить: «Сегодня лучше, чем будет завтра!»

В Гейдельберге у меня была одна приятельница, и, когда я ей позвонил, мы договорились встретиться в ресторанчике «У моста». Я пришел туда несколько раньше назначенного времени, потому что она обещала присоединиться ко мне после ужина. Я уселся возле того самого всем известного

окна, в котором один из знаменитых гейдельбергских профессоров, не помню точно кто, кажется, это был какой-то русский по фамилии Чижевский, однажды увидел дьявола. Позже он всегда видел его в этом окне и даже показывал коллегам, которые сидели с ним вместе, но никогда там не замечали ничего похожего. Я вытащил из карманов трубку и золотую ложку, потом открыл меню. Раскурил трубку, колечко с рубином зазвенело, как бубенец.

«Прямо как на ипподроме», – подумал я. И принялся выбирать, на какую лошадь поставить. Начать с чечевицы в глиняном горшочке, которую здесь готовят просто превосходно, я не решился. И разумеется, спросил фасоль с копченой грудинкой и салат, заправленный чаем. Ведь ради этого я сюда и приехал. Сижу ужинаю, посматриваю в окно. Там по-прежнему виден гейдельбергский каменный мост. Тут до меня начинает доходить, что на этот раз я, кажется, промахнулся.

«Что еще за чудеса навыворот? – подумал я. – Выходит, нечего было ехать в такую даль. Эта фасоль мне дорого обойдется».

Тут вместо дьявола в окне мелькнула моя приятельница, через секунду она уже сидела рядом со мной, запыхавшаяся, с чуть-чуть улыбки на губах и чуть-чуть ветра в слезах. На шее у нее висели изумительной красоты мужские карманные часы.

– Какие у тебя красивые часы, – обратился я к ней.

– Хочешь – возьми, – предложила она, открыла крышку и напудрила нос. Это была пудреница, которая выглядела как часы. – А у тебя красивое кольцо на трубке, – продолжила она.

– Хочешь – возьми.

– Нет. Если бы ты собирался мне его подарить, то не стал бы ждать, пока я скажу то, что сказала.

Она поцеловала меня пахнувшими дымом губами, мы заказали пиво, и я принялся описывать ей свои беды. Те, что были связаны с окнами. Но про книгу умолчал. Рассказав ей обо всех этапах путешествия – от ювелира до Скадарлии, от Скадарлии до Шабаца и от Шабаца до Гейдельберга, – я не удержался от комментария:

– То, что происходит со мной и со всеми этими окнами, не имеет никакого смысла.

Она расхохоталась и сказала: – То, что происходит с тобой, объясняется предельно просто. Это так же просто, как Serbische Bohnensuppe. Давай посмотрим с точки зрения теологии. Дьявол – это прошлое и, кроме того, разумеется, актуальная реальность человечества. Единственное, где его нет, – это в будущем. Там один только Бог. В будущее дьявола вводит человек, постепенно, шаг за шагом. Если через это окно можно увидеть дьявола, то есть прошлое, и, что теперь уже стало нормальным, настоящее, то почему же при определенных обстоятельствах нельзя увидеть и будущее? Я думаю, что через окна, о которых ты рассказывал, ты видишь свое будущее. Что же касается смысла, то неужели ты настолько глуп и надеешься, что будущее имеет какой-то смысл. Давай лучше пойдем отсюда…

В ту ночь, лежа возле своей подружки, я снова увидел во сне какой-то парк за воротами из кованого железа и в парке на белой скамье бритую наголо девушку, надушенную духами unisex «Black Bvlgari». На следующий день, пока моя приятельница была на работе, я слонялся по Гейдельбергу, убивая время до поезда, на котором собирался вернуться домой. Я поднялся к дворцу, потом отправился вниз пообедать в ресторане «У моста».

И тут произошло настоящее чудо. Я вдруг вспомнил, что и в Белграде, и в Шабаце заказывал фасоль вовсе не на ужин, а на обед. Днем, а не вечером. Так что я снова попросил принести мне фасоль с копченой грудинкой и салат, заправленный чаем. То же самое, что и в начале пути, в ресторанчике «Три шляпы». Стоило мне прикоснуться к еде, как мост за окном исчез, пропала река, и я почувствовал, что блюдо, которое я ем, называется вовсе не Serbische Bohnensuppe, a la faseole и сижу я не в Гейдельберге, а где-то во Франции. Через окно был хорошо виден парк за красивыми воротами из позолоченного кованого железа. Он весь был залит солнцем. И тут, если можно так выразиться, наяву, я сразу же узнал, что это за парк и где он находится. Это был парк Monceau в парижском XVIII арондисмане…

У меня не было времени попрощаться с моей приятельницей, потому что откуда мне было знать, в каком ритме тикает время в тех ресторанных блюдах, которые являются горючим, приводящим в движение мотор будущего. Поэтому я спешил. И именно поэтому заскочил в магазинчик, где продавали крохотные игрушки из хрусталя. Я купил одного стеклянного льва с зелеными глазами, индейца с пером, прозрачного буйвола и двух крылатых Эросов. Все это я положил в джутовый кисет и оставил в квартире своей подруги. Если расположить эти фигурки в правильном порядке, то по этим стекляшкам можно прочитать любовное признание на ее родном языке: «Liebe».

Днем позже я уже был в Париже и сразу же снял в XVIII арондисмане комнату, оклеенную синими обоями с золотыми розами. После этого я помчался в расположенный поблизости парк Monceau, но он в тот день оказался закрыт. Пришлось мне прийти туда еще раз. На следующий день я избежал сделанной однажды ошибки и заказал фасоль в ближайшем к парку кафе не на ужин, а днем, на обед. Итак, я сидел в парижском кафе неподалеку от парка Monceau, ел золотой фамильной ложкой фасоль и заправленный чаем салат и нетерпеливо поглядывал за окно. Но там по-прежнему находился вышеупомянутый парк, а вокруг него лежал, купаясь в солнечном свете, парижский XVIII арондисман. И только после того как я наконец-то вошел в парк и двинулся по главной аллее, мне стало ясно, что мое предприятие потерпело крах. В парке Monceau ничего не произошло. Ни в этот день, ни назавтра. Ровным счетом ничего такого, что хоть как-то походило бы на какой-нибудь знак, предвестие, знамение или, по крайней мере, предупреждение о том, что Сон всех снов приближается. Несколько следующих дней я просидел в том же кафе, поедая фасоль и салат, заправленный чаем, а потом и все остальное, что значилось в меню. Безрезультатно. За окном кафе виднелось только то, что там, за окном, в действительности и находилось, то есть тот же самый парк.

Потеряв всякую надежду и оставшись без денег, я продал фамильную золотую ложку, вошел в этот проклятый парк и сел на одну из белых скамеек, не представляя себе, что делать дальше. Мой путь окончился тупиком. Все потеряло смысл. Я уперся локтями в колени, сложил перед лицом ладони, как во время молитвы, и засунул оба указательных пальца в нос. Неужели все это мне просто пригрезилось?

Рак

Действующие лица:

ОЧЕНЬ КРАСИВЫЙ ЮНОША в ходе разговора достает курительную трубку и раскуривает ее. На трубку надето женское кольцо с рубином.

ПОЖИЛОЙ ГОСПОДИН с подстриженной серпом бородой и седыми волосами цвета лунного света. Лицо у него в едва заметных оспинах.

ДЕВУШКА острижена наголо, ее запах «Black Bvlgari» unisex.

Действие происходит в парижском парке Monceau и в ближайшем к нему отеле. В парке на белой скамье сидит очень красивый юноша. Он уперся локтями в колени, ладони сложил перед лицом, как во время молитвы, а оба указательных пальца засунул в нос. По дорожке идут девушка и пожилой господин, они замечают его, проходя мимо, перешептываются, затем возвращаются, пожилой господин снимает шляпу, и они садятся рядом с юношей.

ДЕВУШКА

Позвольте представиться. Этот господин – писатель, иностранец, он ни слова не понимает по-французски, я его переводчица. Правда…

ОЧЕНЬ КРАСИВЫЙ ЮНОША

Правда?

ДЕВУШКА (нерешительно, застеснявшись)

Правда, скажу вам по секрету, поговаривают, что он просто переписывает чужие романы. Но я в это не верю. Я верю в него. Этот господин делает для меня очень много, без этого я бы просто пропала в этом мире, где все так стремительно летит куда-то вперед. А я, я люблю иногда и возвращаться. Господин хотел бы обратиться к вам с одной просьбой.