Звёздная пыль
Шрифт:
– Ты не знаешь? Это же рыбнадзор!
– Вон оно что! Так вы ещё и браконьерничали! – рассмеялся я. – Так вас нужно привлечь к ответственности и судить по всей строгости закона!
– Тогда надо привлечь к этой самой ответственности большую часть жителей посёлка! – со смехом ответила мне Света. – У нас здесь, наверное, каждый третий браконьер, а рыбы от этого меньше не становится!
Мы выплыли на глубоководье и поплыли вдоль берега вверх по течению. Светлана гребла легко и непринуждённо, вёсла бесшумно погружались в воду, не оставляя на её поверхности
Солнце светило прямо в лицо Свете, а оно, в свою очередь, светилось неподдельной радостью, таким детским счастьем, весёлым озорством. Я смотрел на нее, не отрываясь, словно видел её впервые, – эти глаза, разбрызгивающие зелёные искорки, эту улыбку с неизменными ямочками на щеках и эти, ещё непросохшие волосы, светло-русым дождём ниспадающие на загорелые плечи…
«Какая же ты красивая! Бесподобно красивая! – восторженно думал я. – Как бы я хотел видеть тебя всегда такую – счастливую и необыкновенно красивую!»
Света поймала мой взгляд, и на её щеках вспыхнул румянец. Я не знаю, что она подумала, но мне вдруг неудержимо захотелось заключить её в нежные объятия и поцеловать.… А ещё крикнуть громко-громко, так, чтобы услышал весь мир: «Я люблю тебя, Света!». И крикнул бы, наверное, если бы не пацаны.
– А давайте порыбалим, – услышал я словно издалека голос Лёшки. Здесь место хорошее, я точно знаю!
Света перестала грести, опустив вёсла на воду. Пацаны размотали свои удочки и забросили их подальше от лодки. Притихшие, они уставились на свои поплавки в ожидании рыбацкого счастья.
Я пересел на скамейку к Свете и легонько обнял её за талию. Она повернулась ко мне и улыбнулась той самой, счастливой улыбкой, которую я видел минуту назад.
– Спасибо тебе, Санечка, услышал я её шёпот.
– За что, Светлячок?
– За лодку, – так же тихо ответила она.
Я легонько прижал её к себе, и меня снова обожгло это новое, совсем незнакомое мне ранее чувство. И это была не страсть, нет, это было что-то большое, захватывающее; оно, словно морская волна, высоко поднимало меня, а потом низвергало в пучину невесомости…
Я видел, как пацаны украдкой бросали на нас короткие взгляды, в которых вспыхивали смешливые искорки, но это совсем не занимало меня, я был далеко-далеко от всего земного, возможно в другом мире, который называется Любовь…
Глава 3. Леон
Хусейн немного повозился с замком, который он открывал большим ключом, напоминающим кочергу, открыл металлическую дверь и, приглашая жестом войти, пропустил меня вперёд. Мы оказались в небольшом полутёмном зале, облицованном жёлто-коричневыми травертиновыми плитами с маленькой эстрадой или сценой, выполненной в виде полумесяца. Задняя часть сцены была задрапирована тёмно синей тканью с блёстками, в центре которой был вышит золотом большой полумесяц. В зале стояло несколько столиков, возле каждого из которых было по два стула. Мы присели за одним из них и стали ждать. Через несколько минут я услышал лёгкий шум, напоминающий полёт большой птицы и в зал через открывшуюся боковую дверь вкатилась инвалидная коляска, в которой сидел человек, лишённый обеих ног. Подкатив к нашему столику, он приветствовал нас кивком головы.
– Леон. Меня зовут Леон.
Он протянул мне руку. Я слегка пожал её, маленькую и, как мне показалось, безжизненную.
– Александр.
– Про вас я всё знаю. Вы отличный музыкант, саксофонист. Я давно искал с вами встречи. И вот, волей Аллаха, вы здесь.
Говорил он короткими фразами, словно рубил, голос у него был высокий, но властный, да и выражение лица отнюдь не показывало его жалким инвалидом, скорее напротив – могущественным повелителем. Он сделал короткий знак рукой Хусейну, тот сразу же встал и вышел.
– Чем обязано моё столь необычное явление к вам? – спросил я его.
– Всему своё время. Совсем скоро вы поймете, зачем вы здесь.
Я посмотрел в его абсолютно чёрные глаза и почувствовал лёгкий озноб, как будто присутствовал на сеансе гипноза. Он достал из кармана пачку сигарет «Camel», открыл и протянул мне. Я отрицательно покачал головой.
– Не курю.
– Вы хотели бы стать богатым?
– Богатство к чему-то обязывает, а я предпочитаю свободу.
– А что есть для вас свобода?
– Свобода – это, прежде всего, действия или бездействия, неконтролируемые извне.
– Но человек, в сущности, не может быть свободен. Его действия или бездействия, так или иначе, кем-то или чем-то контролируются. Это работа, зарплата, жена, дети, тёща, погода, наконец!
– Справедливо. В этом смысле бомж является для меня идеалом.
– Мне кажется, у нас много точек соприкосновения. Сколько вам лет?
– Было сорок.
– Возраст мужчины.
– Кажется, у Марк Твена есть такое выражение: «30 лет – это старость молодости, а 40 лет – это молодость старости».
– Я не на много старше вас – мне сорок два.
– По вашему лицу трудно определить возраст, но мне показалось, что вы значительно моложе.
– У вас есть семья… – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он.
– В общем-то, да. Скорее всего, была.
– Вы заботитесь о ней?
– Заботился. Высылал иногда деньги.
– Ваша жена поёт?
Я вздрогнул.
– Нет… она работает в общеобразовательной школе. Учителем пения. А как вы знаете, что она… – я не договорил.
– Просто я знаю о вас больше, чем вы думаете. Однажды мне посчастливилось присутствовать на её дебюте. Это было давно, лет 15 или 16 тому назад, в ресторане «Волго-Дон» в Ростове-на-Дону. Тогда я предрёк ей большое будущее.
– Кажется, я что-то припоминаю…
– Помнится, вы играли тогда «Звёздную пыль» Кармайкла. Вам нравится эта вещь?
– Я считаю, что это лучше, что придумало человечество за последние сто лет.
– Да, я согласен с вами. Прекраснейшая мелодия в обрамлении совершеннейшей гармонии. Мне понравилась ваша игра. Пожалуй, это лучшее, что было тогда в предновогоднюю ночь.