Звёздная пыль
Шрифт:
– Позвольте не согласиться с вами. Там были музыканты на три головы выше меня, и играли они, как боги. Я против них был тогда просто мальчишка.
– Вы и сейчас чувствуете себя мальчишкой?
– Я чувствую только одно: музыканта из меня не вышло. Очень жалею, что не пошёл в управдомы.
– У вашей жены кажется скоро день рождения?
– Да… послезавтра. Вам об этом, наверное, сказал Хусейн?
– Неважно. Вы хотели бы её поздравить?
– Да, очень.
– Я мог бы сделать это от вашего имени.
– Что вы этим хотите сказать?
–
Я молча поднял на него глаза, не зная, что ответить ему.
– В счёт обещанной платы за ваш труд, – продолжил он.
Я пожал плечами.
– Я не знаю, как всё это будет выглядеть…
– Это не должно вас беспокоить. Заполните открытку почтового перевода и передайте её через Хусейна. Сумму перевода я проставлю сам.
– Я буду очень благодарен вам…
В это время пришёл Хусейн. В руках у него был небольшой круглый поднос из блестящего металла, на котором красовалась бутылка коньяка, тарелка с мелко нарезанной красной рыбой, почему-то всего одна рюмка и стакан с салфетками из такого же металла, как и поднос. Всё это он поставил на стол, слегка поклонился, почти как дипломированный официант в приличном ресторане и отступил на шаг, ожидая указаний. Леон сказал ему что-то на своём языке, и тот удалился.
– Почему вас зовут Леон? Это, скорей всего, армянское имя.
– Это имя я получил, когда работал в КГБ.
– Вы?
Леон открыл бутылку, налил рюмку и пододвинул её мне со словами:
– Извините, я не пью.
– Не позволяет Коран?
– Не в этом дело. Хотя… от рождения я мусульманин и обязан уважать законы Шариата и традиции своего народа.
– А кто ваш народ?
– Мой народ? Я чеченец. Рождён от отца чеченца и матери чеченки.
– Вы верите в Бога?
– Бог не есть некая материальная субстанция. Это, прежде всего, образ, дух, вокруг которого образуются культура и философия того народа, который верит в своего Бога. А уже культура и философия формируют уклад жизни этих людей, который складывается из нравов, обычаев, и традиций.
– Трудно с вами согласиться, так как по выражению классиков «бытиё определяет сознание». Мне кажется, что первоначально формировались нравы, обычаи и традиции, а уж на их почве произрастала культура и, как следствие, философия. Ведь не трудно заметить, что религия несёт в себе черты того народа, которому служит.
– Мне кажется, что в вашем лице я приобрёл достойного оппонента и меня это радует. Мы ещё вернёмся к вопросу религии, и, думаю, не один раз. Но сейчас у меня другая задача. Я хочу пояснить причину вашего присутствия здесь.
– Хотелось бы знать.
Леон налил мне ещё одну рюмку и подвинул ко мне тарелку. Я выпил коньяк, тарелку отодвинул на место.
– Почему вы не закусываете?
– Я не люблю сочетание коньяка с рыбой. Особенно дорогого коньяка.
– И какие же у вас вкусовые предпочтения?
– Ну, коньяк хорошо закусить лимоном с сахаром. Но это банально. Лучше всего к коньяку подойдёт хороший шашлычок. В крайнем случае, свежая буженина.
Леон глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым в сторону от меня.
– Вы видите эту эстраду?
– Да, я сразу обратил на неё внимание.
– Я хочу, чтобы вы какое-то время поработали на ней. Ваш труд будет хорошо оплачен.
– Я? Один? Вы же понимаете, что играть на саксофоне можно с кем-то. Ну, скажем в оркестре…
– Именно, в оркестре. Для этого вы здесь.
– И что же это за оркестр?
– Ну, скажем так: не оркестр, а небольшой ансамбль, состоящий из контрабаса, клавиш и ударных. Ну, и конечно, вас с саксофоном.
– И эти… – я запнулся, – эти музыканты уже есть?
– Да. Одного из них вы видите перед собой.
– Вы… – я снова запнулся, – музыкант?
– Почему вас это удивляет?
– Нет, почему же… мне неудобно задавать этот вопрос, … на чём же вы играете?
– На ударных инструментах.
– На ударных? А как же вы…
– Без ног?
– Ну, да… я не представляю…
– Раньше я был хорошим барабанщиком. Если вы припомните «Фестиваль джазовой музыки»в мае 1986 года в Тбилиси, на котором я вас тоже видел, то, может быть, вам покажется знакомым имя Леон Басханов.
– Это были вы?
– Афган отнял у меня ноги. Но осталась душа.
– Вы были в Афганистане?
– Не просто был. Я занимался там определённой работой. А в 1990 году пехотная мина лишила меня обеих ног, и я стал ненужным родному отечеству. Я провёл в плену у моджахедов почти полтора года и за это время никто даже не пытался меня найти.
– Я не совсем понял… точнее, я совсем не понял: война в Афганистане закончилась в 1989 году! Насколько мне не изменяет память, произошло это15 февраля 1989 года. Так ведь?
– Наивный вы человек! Я же вам сказал, что служил в тогдашнем КГБ. А Афганистан не закончился для меня тогда. Я и сейчас связан с ним по рукам и, если бы были ноги, то и по ногам…
– Понятно. Точнее сказать, совсем не понятно. Ну, да ладно. Скажите, а для кого всё это будет? Ну, то есть, для кого мы будем играть?
– Всему своё время. Позже вы поймёте всё.
– Скажите, а в каком статусе я нахожусь у вас? Я хотел сказать, пленник я или… даже не знаю, как это выразить…
– Вы мой гость. Как и все остальные, с кем вам придётся иметь дело.
– Тогда я не понимаю условия моего содержания, поскольку я нахожусь в камере-одиночке.
– Это временно. С сего дня вы будете жить во вполне приемлемых условиях. Хотите в одиночке, хотите с кем-то из друзей, если вы обретёте здесь таковых.
– Я хотел бы поблагодарить вас за музыкальный центр и кассеты, которые вы передали Хусейном. Я ещё до конца не разобрался во всём этом приобретении, но успел заметить, что вы отдаёте больше предпочтений биг-бэндам. В этом наши вкусы совпадают. Более того, я нашёл для себя очень много нового, за что вам отдельное спасибо.