Звездная река
Шрифт:
Цзыцзи встревожился, как он и ожидал. Как любой бы на его месте.
– Ты просто ушел от нее? Из-за того, что ты…
Из-за того спасительного якоря. Но это, Линь Шань, принадлежало только ему одному. Об этом следовало молчать. Он ответил:
– Ты ищешь причину. Иероглифы на моей спине. Она пометила меня теми словами, которые я ей сказал.
– Она просто отпустила тебя? Ты сумел это сделать?
Он сел в постели, явно потрясенный.
– Она назвала это подарком. Мне так не кажется. Может быть, это подарок.
– Каллиграфия…
– Императора. Я знаю.
– Откуда
Ошибка.
– Некоторые в казарме видели иероглифы, – ответил он. – Потом я взял бронзовое зеркало и посмотрел. Я не собираюсь их прятать. Возможно, мне это даже поможет каким-то образом.
– Иероглифы в зеркале, обратное отражение.
– Да, но стиль «Тонкое золото» можно узнать даже в зеркале.
– Она тебя отпустила? – повторил Цзыцзи с удивлением. И прибавил: – Мне это совсем не нравится.
– Я знаю, что не нравится, – сказал Дайянь. – Я этого не хотел, как ты понимаешь.
– Ты уверен? – спросил Цзыцзи. Странный вопрос. Потом он лег на бок и уснул или сделал вид, что уснул.
Через несколько дней их перехватили чуть западнее Еньлина. Это было сделано дерзко, прямо на имперской дороге среди ясного летнего дня.
Как раз перед тем, как появились люди и окружили их, Дайянь думал об отце. Он представлял его себе за письменным столом в управе, представлял более молодым, чем он должен быть сейчас. Таким, как много лет назад, когда его сын ушел из дома. Он думал об этом, о своем отце, когда скакал на коне сяолюй по дороге в далеком краю, гадая, увидит ли он его когда-нибудь снова.
Глава 17
Дунь Яньлу почти двадцать лет прослужил командиром личной гвардии бывшего первого министра Хан Дэцзиня. Конечно, в распоряжении первого министра были все стражники Ханьцзиня, и он мог также затребовать солдат армии императора. Но ему разрешили иметь сто человек личной гвардии, они носили мундиры, указывающие на их принадлежность, и Яньлу командовал ими уже давно.
Он до сих пор ими командовал, хотя теперь их количество сократилось до двадцати человек, после того, как министр Хан ушел в отставку и удалился в свое поместье возле Еньлина.
Его любимый старший сын, Хан Сень, сообщил стражникам, что они могут оставить службу, и им выплатят щедрое выходное пособие (это оказалось правдой) за их службу, в зависимости от того, как долго они служат первому министру.
В данном случае большинство предпочли поступить на службу в другие места, в столице, однако ни один не оказался в гвардии нового первого министра. Эти два человека слишком подозрительно относились друг к другу. Даже Дунь Яньлу, который не назвал бы себя очень проницательным, знал это.
Его сильными качествами были верность и постоянство. Он уважал сына, но любил отца. Он проклинал судьбу за то, что она послала слепоту старому человеку, заставив его покинуть двор, где он до сих пор был необходим, и уехать в отдаленное поместье.
Четырнадцать гвардейцев бывшего министра предпочли присоединиться к Яньлу и отправиться в поместье «Маленький золотой холм». Он нанял еще четверых, тщательно оценив их качества, хотя и вынужден был признать, что действительно способные
Собственно говоря, сын, Сень, недавно предложил Яньлу подумать о том, что пора жениться, обзавестись семьей. Они дают ему разрешение и всегда будут рады видеть его в поместье, что бы ни случилось.
Яньлу знал, что это значит. Это значит – когда умрет отец.
Это было щедрое предложение. Хан Сень был добрым человеком. Не совсем справедливо со стороны Яньлу винить его за их изолированную жизнь здесь. Но если бы Сень был более сильным, более напористым человеком, разве сам он не стал бы теперь первым министром? Вместо того, кого возили по городу на осле жены опального и евнух.
Служащие в поместье «Маленький золотой холм» не питали теплых чувств к Кай Чжэню. Это не имело значения. Все они теперь были в отставке. Их жизнь уже текла по обычному распорядку сельской местности. Гвардейцы стали сельскими тружениками в той же мере, в какой были стражниками. Поместье процветало, и всегда находилась работа. Кроме того, они охраняли окружающие деревни, следили за разбойниками, пожарами, дикими зверями, даже занимались убийствами, если мировой судья из Еньлина обращался к ним с этой просьбой. Судья действительно просил их об этом, когда понял, что бывшему первому министру нравится, что его стражники играют эту роль. Ведь тогда этот человек был им обязан, это понимал даже Яньлу. Но он не понимал, какое это имеет значение.
Спокойная жизнь после Ханьцзиня и дворца. «Похоже, – решил Яньлу, – то время, когда можно было гордиться близостью к важному человеку и важным событиям, миновало». Приходится пить из той чашки, которую тебе предлагают. Срок жизни человека ограничен, а время, когда он может чего-то добиться, еще короче. Он уже не молод. Ему дали разрешение жениться, заверили, что место для него всегда найдется.
«Есть и худшие варианты стареть», – думал он, воображая юное существо, согревающее его в зимние ночи, подносящее ему пиво или сладкое вино в летний зной. В поместье жили девушки, на которых приятно смотреть. У одной была созревшая, многообещающая фигура. У Яньлу не было семейного имени, не было ложной гордости, это упрощало дело.
Потом, однажды днем, прискакал курьер, чуть не загнавший коня, и вскоре Дунь Яньлу позвали в сад, в павильон для письма. Было лето, полдень, жара. С отцом был Сень, больше никого. Курьера отослали в главный дом, чтобы он поел и отдохнул.
Яньлу отдал распоряжения размеренным голосом сам старик: завтра ему предстоит перехватить двух человек, едущих на восток по имперской дороге, и доставить их в поместье.
Он получил точное описание, вплоть до коней (очень хороших), одежды и оружия: за этими людьми наблюдали во время их путешествия на восток. Хан Дэцзинь до сих пор пользовался услугами верных ему курьеров, которые получали самых быстрых лошадей на почтовых постоялых дворах вдоль дороги.