Звездная река
Шрифт:
Он не знал точно, какой уклад лучше. Обычный человек мог свободно находиться вне дома после наступления темноты, но это означало более слабый контроль, более слабую дисциплину. Например, в таком городе труднее бороться с преступностью.
Хотя это последнее недолго будет иметь к нему отношение, если завтра исполнится обещание.
Он до сих пор входит в число стражников главного мирового судьи, но Фуинь до сих пор держал свои обещания. Дайяня сделали заместителем командира, потом командиром, плавно повышая его в ранге. Если его теперь снова повысят, после проявленного утром
Это возможно. Ему это необходимо. События вдруг стали разворачиваться быстро. Если война запланирована на следующий год, а это вероятно, ему нужен ранг, который даст ему возможность как-то изменить армию.
Им не добиться победы над сяолюй, если они будут действовать так же, как в войне с кыслыками. Этот евнух – У Тун, – который командовал там, все еще жив, его вину аккуратно свалили на других. Возможно, он даже вернется сюда, так как Кай Чжэня теперь снова призвали назад. У Тун вместе с Чжэнем создал сеть «Цветы и камни». Она их связала.
Судья в сегодняшнем деле выступил союзником первого министра. Фуиню позволили узнать кое-что.
О причинах догадаться почти невозможно. Хан Дэцзинь, кажется, готов позволить своему дискредитированному заместителю вернуться к власти, на самый высокий пост, а сам уходит. Но, по-видимому, он также хотел дать понять Кай Чжэню, что за ним наблюдают, предупредить. Сегодняшние события построены на осуществлении этих замыслов, возвращении и предупреждении, – по крайней мере, так казалось.
– Он нас использует? – спросил Дайянь у судьи сегодня днем.
– Конечно, использует! – Фуинь рассмеялся. – Он знает больше, чем мы вместе взятые.
– Тогда почему он уходит? – настаивал Дайянь.
Ван Фуинь молчал несколько мгновений.
– Он постарел, – ответил он наконец.
Шагая по улицам, Дайянь продолжал думать об этом. То, что пытается сделать первый министр, могло противоречить желаниям самого Дайяня. Например, Жэнь Дайянь хотел, если это все произойдет, убить У Туна, когда тот прибудет ко двору: этот человек устроил катастрофу у Эригайи, придумал «Цветы и камни». И то и другое отмечало его имя в списке врагов.
Мертвых не вернешь, но смерть У Туна может утешить непогребенные души и страдающие сердца живых.
Человек, который когда-то упражнялся с бамбуковым оружием в бамбуковой роще, был уже не молод. Его закалили, больше, чем он сам подозревал, годы, проведенные на болотах. Он был полон мрачной решимости помочь Катаю избежать еще одного поражения и вернуть Четырнадцать префектур. И твердо убежден, что именно он это сделает.
Такие мужчины (и женщины) иногда рождаются.
Эта часть его натуры не изменилась. В хорошо сложенном мужчине с аккуратной бородкой, шагающем через Ханьцзинь, его отец и мать узнали бы решимость и настойчивость, которые всегда видели в своем младшем сыне.
Если бы можно было оглянуться назад, то Жэнь Дайяню вряд ли было суждено стать служащим в управе у порогов Великой реки, возле предгорий, ведущих к горам на границе Катая, где, как говорят, живет сияющая Царица-мать Запада на вершине, рядом со звездами.
У
Все сегодня утром прошло так, как они запланировали. Они точно скоординировали действия. «Было даже слишком просто», – сказал он Дайяню и судье за вином, одним из тех, которыми Фуинь так гордился. Все не должно было пройти настолько гладко. Пусть они мастера своего дела, но все же…
Учитывая такой успех, сейчас его озадачивало, как странно вел себя Дайянь после того, как получил совершенно ожидаемое приглашение в дом того человека, чью дочь они спасли.
– Он хочет тебя поблагодарить, – сказал Цзыцзи. – Что тут не так?
– Это не его дом, – только и ответил Дайянь.
Он молчал, пока они одевались, с мрачным лицом шагал по улицам. Это было на него не похоже. Одним из умений Дайяня было умение внушить другим большую уверенность, сделать их лучше. Цзыцзи много лет видел, как он это делает. Сейчас он не чувствовал уверенности, шагая рядом с другом… хотя ему нравился город ночью.
Цзыцзи ожидал, что Ханьцзинь его ошеломит. Судья предупредил их, когда они выехали на север из Цзинсяня. Первые дни и недели дались ему тяжело, пока он пытался осознать, что в этих стенах живет более миллиона людей.
Но к удивлению Цзыцзи, он обнаружил, что ему нравится столица, нравится анонимность, свойственная городу таких размеров. Человек мог выйти на прогулку, и после того, как он сделал несколько шагов по улице или переулку, никто уже не знал, кто он такой.
На западе лежало озеро, искусственное, прямо за воротами Нью-Чжэн; его называли «Хранилищем сияния». Вокруг него стояли павильоны, одни для императора и его придворных, а другие для обыкновенных людей, и оно было открыто днем и ночью (всю ночь) – там звучала музыка и пили вино. Можно было взять лодку, чтобы покататься, купить напитки и еду на другой лодке, послушать пение и игру на флейте.
К югу от него раскинулся парк. Его называли «Сад халцедоновой рощи». Он был огромный, местами заросший, местами изящно подстриженный. «Как и сам мир», – подумал Цзыцзи, гуляя по нему однажды рано утром, чем удивил самого себя.
Ханьцзинь предлагал странную свободу. Ты ничем не выделяешься среди такого множества незнакомых людей. Никто из твоих знакомых не окажется там и не станет смеяться, если ты сыграешь в азартную игру на углу улицы и проиграешь немного денег. Он не любил проигрывать деньги, как любой человек, но игры были интересными, а люди, которые устраивали эти игры, – неизменно хитрыми и забавными.
На улицах орудовали воры. Опытный Цзыцзи легко их узнавал. Но он был могучим мужчиной и имел при себе меч, они его не беспокоили. На свои прогулки он выходил в гражданской одежде. Те, кто вел игры, сложили бы свои столики и исчезли, если бы он подошел к ним в военной форме.
У него было ощущение, что они могли бы годами служить в столице, а он все равно находил бы нечто новое: продавцов кинжалов, птичьих клеток, вееров, цветов. Там были винные лавки, чайные магазины, театры, общественные сады, переулки, и все это он изучал в одиночку. Кто-то сказал, что здесь готовят двести тридцать различных блюд из риса.