Звездная сеть
Шрифт:
– Ты верующий? – заинтересовался Ош. – Как интересно! Расскажешь нам про бога? Жалко, что ты не хочешь съесть таблетки, тогда мы смогли бы почувствовать все напрямую. Говорят, это потрясающее ощущение.
– Так эти таблетки усиливают эмпатию? – сообразил я. – Тогда почему вы называете их наркотиком?
– Потому что эмпатия – тоже наркотик, – заявила Спа. – Раз попробуешь – не оторвешься, пока не снимешь зависимость.
– Ну, не знаю, – я пожал плечами. – У меня легкая эмпатия и без наркотиков, только я не понимаю, что в этом такого восхитительного.
– Прирожденный
– Не скажи, – заметил Ош. – То, что для нас в кайф, для него – привычное состояние, он его даже не замечает.
– Да, действительно, – согласился Ик. – Я об этом не подумал.
– Тогда тебе не нужны таблетки, – подвела итог Спа, – они на тебя не подействуют. Но так не годится! Должны же мы хоть как-то проявить гостеприимство! Ош, спой, что ли. Пойдемте в гостиную.
Насколько кухня была пуста, настолько гостиная оказалась захламленной; На полу валялись разнообразные вещи, начиная от одежды и заканчивая какими-то техническими устройствами, а в центре комнаты стояла самая настоящая палатка, собранная из подручных материалов – соединенные вместе отдельные куски ткани самых разных форм, расцветок и размеров. Я так и не понял, чем и как они соединены, с первого взгляда казалось, что они просто прилипли друг к другу. Наверное, какой—нибудь клей.
– Нравится? – спросила Спа.
Очевидно, она неправильно истолковала изумленное выражение на моем лице.
– Мы сами построили, – заявил Ик.
– Мы там спим, – добавила Спа, – и вообще живем. Полезли?
Ик направился внутрь, Спа и Ош последовали его примеру, мне тоже не оставалось ничего другого.
В палатке было тесно, но уютно. Внутри она была застелена то ли толстым одеялом, то ли тонким матрасом, я с размаху уселся на него и тут же подпрыгнул, потому что под задницей оказалось что-то жесткое.
– Мой миэ, – пояснил Ош и вытащил из-под меня нечто похожее на узбекскую домбру. Или не домбру, не помню точно, как называется этот инструмент.
Ош запел.
В пути за горизонт мне нужен тот, кто со мной Будет жить Каждый отрезок пути, Сменит маршрут мгновеньем руки.
Всякий признает, что в этом есть правда.
Там, Где в слиянии тел сливаются души, Слышится песня, но мы ее пропускаем мимо ушей.
Друзья вместе всегда, И в душе рядом с ними нет места заботам.
И любить их – значит быть вместе всегда, Целую вечность пути к горизонту.
Под аккомпанемент миэ эти слова не казались глупыми. Они были странными, но общий смысл был понятен.
– Целую вечность пути, – повторил я. – Хотел бы я, чтобы это было возможно не в песне, а в реальности.
То ли Ош где-то слышал песню Beatles «Here, there and everywhere», то ли его чувства странным образом совпали с чувствами Пола Маккартни. Естественно, с учетом разницы в системах понятий.
– Ты прав, – улыбнулся Ош. – Жизнь бесконечна, но любовь длится вечность только в песнях. Вечная любовь подобна горизонту, к которому можно стремиться, но которого достичь невозможно.
Мне показалось, что я ослышался.
– Жизнь бесконечна? –
– Что значит как? – в свою очередь переспросил Ош. – Жизнь не имеет ни конца, ни начала, она вечна. Жизнь – вечное путешествие, живые подобны каплям в море, каждая капля движется, движение капель рождает волны, но все море в целом неподвижно и неизменно.
– Как это жизнь не имеет начала? Я точно знаю, когда началась моя жизнь, это было тридцать три года назад. Я видел фотографии себя в детстве…
– Я слышал об этом, – перебил меня Ик. – Кто-то говорил мне, что не все эрпы вечны, а кое-кто даже считает, что все когда-то родились и рано или поздно умрут, а вечная жизнь – такая же иллюзия, как плоская земля. Ты тоже так думаешь?
Я кивнул.
– Неважно, – вмешался в разговор Ош. – Живущий подобен путнику в ночи – ты видишь столько, сколько высвечивает твой фонарь, и ни один фонарь не достанет до звезд. Память подобна фонарю, она может светить ближе или дальше, но всегда есть то, что уходит за пределы ее досягаемости.
Это было слишком потрясающе, чтобы так просто взять и поверить. Целая раса существ, живущих вечно, а если и не вечно, то настолько долго, что они не помнят, когда родились. А как у них с рождаемостью, кстати?
– Как у вас появляются новые эрпы? – спросил я.
– Никак, – ответил Ик. – Новые эрпы никак не появляются. А зачем?
– Ну… если кто—нибудь умрет…
– Неужели я так плохо объясняю? – огорчился Ош. – Я же говорю – смерти нет.
– А если произойдет несчастный случай? – никак не унимался я.
– Несчастных случаев не бывает, – заявил Ик. – Если не можешь понять сразу, просто запомни – смерти нет. Потом привыкнешь.
– А как у вас с…
Я не закончил вопрос, потому что понял, что в языке эрпов нет слова «прогресс». Если поколения не обновляются так давно, что никто из ныне живущих не помнит, сколько ему лет, какой может быть прогресс в таком обществе?
В языке эрпов не оказалось и таких слов, как «экономика», «промышленность» или даже «наука». Я пробежался по словарю, входящему в память тела, и убедился, что в системе понятий эрпов вообще нет ни одного технического термина. Но откуда у них вся эта техника? Я имею в виду не только непонятные приборы, валяющиеся на полу гостиной, но и все остальное. Одежда на моих собеседниках явно фабричного производства, строительный материал, похожий на облезлое дерево, тоже не в лесу вырос, не могу представить себе дерево, которое растет по форме дома. Или у них биологическая цивилизация?
– Вы выращиваете все эти вещи? – спросил я.
– Какие? – не понял Ик.
– Ну… дома, мебель, одежду, пищу…
– Зачем? – удивился Ик. – Зачем что-то специально выращивать, если оно и так есть?
– А когда пища кончается, откуда она берется?
– Она не кончается, – Ик смотрел на меня как на трехлетнего ребенка, которому приходится объяснять очевидные вещи. – В кухонном шкафу всегда есть что-то съедобное, ты просто открываешь его и берешь, что надо. Ты голоден? Давай я покажу, как пользоваться шкафом.