Звездное вещество
Шрифт:
Прохаживаясь вдоль своей "выставки" я продумывал доклад, но тревога не унималась, а лишь нарастала во мне... Я был готов на любые труды и лишения, только бы мне позволили продолжить работу! Но в этом-то и вопрос: будет ли продолжение?..
Я свернул плакаты в нужном порядке и лег спать.После завтрака "семинаристы" перешли в кинозал и Бердьшев открыл заседание. Впервые я имел возможность как следует рассмотреть и услышать Генерального директора. Был он высок ростом и по спортивному подтянут. Энергичное его лицо несло на себе потенциал неукротимой воли и постоянное ироническое, даже немного сердитое выражение. Строгие глаза за стеклами очков не улыбались, даже когда шутка или юмор на какое-то время смягчали жесткую складку губ. Бердышев говорил:– Авторитет нашего института огромен. Но мы выполняем ежегодно большое число мелких заданий,
– Но всего этого мало, дорогие мои, мы с вами ни на минуту не должны упускать из виду экономику. Пусть ваши новые идеи и разработки обеспечат наши заводы выпусками достаточно массовой или гибко изменяемой продукции.
Циркотрон меньше всего подходил для освоения на серийных заводах с целью подъема их экономики. Снова вчерашняя тревога вернулась в мое сердце, и я почти не слушал следующего докладчика. Я уже панически страшился собственного провала. Бердышев объявил короткий перекур.
– После перерыва, – сказал он, – заслушаем доклады наших "разведчиков" – начальника Проблемной лаборатории Пересветова и ведущего инженера Величко.
Во время перекура в разрыве облаков выглянуло солнце, согревая плечи и затылок. Я брел среди берез, стараясь унять сердцебиение, и вышел к прекрасной рябине. Предвещая суровую зиму, она только что не стонала под грузом сочных коралловых ягод. "Она весной рябина, а осенью – богиня! – услышал я тихий Женин голос. – За чьи же интересы грозит ей та погибель?" Ах, Женька моя милая, какая же это погибель? Дай мне Бог когда-нибудь достичь такого результата, как у этой рябинушки!...Доклад Пересветова шел, что называется, "на ура". Еще на хамсаринском плоту двенадцать лет назад я услышал впервые идеи, которые тогда казались завиральными. Длина свободного, без столкновений, пробега электронов в кристаллической решетке некоторых металлов порядка микрона, то есть поток электронов может проходить через пленку металла свободно, как в вакууме. Значит, кроме полупроводниковой твердотельной электроники можно мыслить металлоэлек-тронику, которая будет как бы аналогом старой, вакуумной, но непредставимо мощнее и эффективнее... В последние три года, путем виртуознейших опытов, Пересветов блистательно подтвердил давние свои, идеи.
– Научитесь выращивать пленки сверхчистых металлов, – обращался он теперь к нашим технологам, – дело за вами.
Пока шла жаркая дискуссия по докладу Пересветова, я развесил свои плакаты. Наконец директор повернулся ко мне вместе со стулом и
кивнул: "Начинайте!" Я тут же напрочь забыл первую уемистую фразу, которую заготовил с вечера и начал совсем просто:
– Мой доклад посвящен исследованиям недавно открытого явления в неидеальной плазме, которое может стать реальным ключом решению задачи управляемого термоядерного синтеза, то есть УТС.
Дальше, что называется, беря быка за рога, я перешел сразу к критерию Лоусона, чтобы обозначить корень проблемы УТС... Легкие ядра, участвующие в реакции синтеза, заряжены положительно и сильно расталкиваются. Чтобы преодолеть эти, кулоновские, силы расталкивания, необходимо столкнуть ядра с высокими скоростями. Для это го нужно нагреть термоядерное горючее до огромных температур. Но даже при высоких температурах ядра не обязательно сталкиваются. Вероятность взаимного рассеяния ядер в миллионы раз выше вероятности их слияния. Следовательно, нужно или удерживать температур газообразного топлива в 100 миллионов градусов достаточно долго, порядка секунды и более, что представляет огромные трудности, или же сократить время разогрева до
– И пряника тоже? – не удержался кто-то на задних рядах. Грохнул добродушный смех, и я определенно почувствовал, что не только овладел вниманием, но уже и расположением к себе это очень взыскательной аудитории, состоящей из "китов" до "асов". Когда наступил черед циркотрона который является своеобразным СВЧ прибором, меня понимали с полуслова. Я чувствовал, слушатели оценили красоту идеи! Однако не следовало "растекаться мыслью" и я, экономя время, сразу же перешел к своим последним достижениям. Самый эффектный мой плакат назывался "Нейтронное дерби". Как в игровом автомате "Скачки", вдоль горизонтальных линий мчались наездники. Циркотрону соответствовала красная лошадка, прямо тебе Петров-Водкин! Я ткнул указкой в красного коня, привлекая внимание слушателей, и тут вдруг меня остановил Бердышев:
– Простите, что это у вас тут написано?– Ну, это метафора такая, Владислав Петрович. Дерби – это уже почти термин в специальной литературе по УТС.– Да черт бы с ним, с этим вашим дерби! Должен ли я верить своим глазам, красный ваш конь означает, что и вы получили нейтроны?
– Да, в полном соответствии с техническим заданием на НИР...
– Помолчите-ка!.. – оборвал меня Генеральный. – Товарищ Пересветов, кто вам разрешил в нашем институте такие вот развлечения?– Вы, Владислав Петрович.
Бердышев побагровел и поднялся со стула, не на шутку обозленный.
– Вы мне бросьте, Пересветов, эти шуточки! Я до такого дойти не мог. Я вам разрешил поставить тему по исследованию эффектов схлопывания в плазме, имея ввиду использование этих явлений главным образом в электронике. Ведь так? А вы опять самовольничали по своему обыкновению!..
Немного побледнев, Пересветов хранил, тем не менее, полное присутствие духа, тогда как меня трясло в буквальном смысле. Я только себя во всем мог винить, ведь это я же впечатал на машинке у Дмитриева те злосчастные нейтроны!
– Владислав Петрович, – спокойно объяснил Пересветов, – Это степановская фирма настояла вписать в техзадание такое требование. Мы его вписали, а вы не обратили внимание при утверждении документа.– А если бы они от вас потребовали вписать такое: "биться головой В стену"? – Бердышев уже не мог найти слов от возмущения. – Черт знает что творится в институте! Имейте в виду, Пересветов, это вам с рук не сойдет.
Он размашистым шагом стал ходить вдоль первого ряда. Его распахнутая спортивная куртка всякий раз обдавала меня ветром. Пересветов неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь сесть, потом снял очки и стал протирать их носовым платком. Без очков Лешкино лицо было невидящим и незащищенным... Вдруг Генеральный, резко остановив свое движение, уставился на Пересветова, и тот поспешно напялил очки и поправил их своим привычным манером, надавил безымянным пальцем у переносицы. Бердышев сердито сказал ему:
– Знаете, Алексей Сергеевич, вы как та хитрая девочка из анекдота, что, собираясь на очередное свидание, спросила у отца, можно ли ей поцеловаться...
В зале наступила тишина, потому что никто не увидел пока никакой аналогии, а сравнение казалось обидным. Но Бердышев продолжил:
– Папа ей сказал рассеянно: "Ну, уж согреши разок!" Она и согрешила, только по-настоящему и с последствиями.
В зале грохнул такой смачный хохот, что уже никак невозможно было бы Пересветову обижаться. Смеялся и Генеральный, багровея задыхаясь. Отсмеявшись, сказал: