Звездное вещество

Черненко Евгений Иванович

– Все? – спросил Бердышев, не скрывая недоумения. – А где же прогноз, Александр Николаевич? Где научно обоснованный прогноз? В каком году от рождества Христова мы дадим стране промышленные источники энергии УТС?

– Как я уже доложил, мы не видим физических ограничений для достижения брейкивена, это самое главное – рано или поздно мы до него дойдем, Владислав Петрович. Как в свое время пришли к перио­дическому уип-эффекту и циркотрону. Как справились с преждевре­менным разогревом лития протонами. Как научились выводить ядра гелия из зоны реакции. Точно так же мы вскоре обуздаем и "реактивный уип-эффект"! Мне

представляется, что естественное раз­витие научного поиска, а не запланированная штурмовщина, должно остаться стилем нашей дальнейшей работы... Это неизбежность, Владислав Петрович, поверьте мне!

– Вы мне эту философию бросьте, Величко! – рассердился Берды-шев. – Вы будущий начальник отдела. Странно слышать, что вы соби­раетесь править телегой, отпустив вожжи!

Я увидел, как по лицу Стаднюка, сидевшего за ближайшим сто­лом, пронеслось какое-то сияние, вроде полярного, что ли. Гера Лат­ников, единственный представитель "стаи" на Озерном семинаре, смотрел на Акелу с тревогой. Я улыбнулся ему и подмигнул.

– Владислав Петрович, – сказал я достаточно настойчиво, – как будущий начальник отдела, я вот и прикидываю сейчас, как организовать работу, чтобы исследования были не стихийными, но в то же вре­мя и не зажатыми в тиски, открытыми на поиск и творчество.

– Ладно, Величко, поговорим об этом после семинара! – Сказал Бердышев. – Анархии все равно не будет! У кого есть вопросы к док­ладчику?

Вопросов оказалось только два.

– Публиковались ли где-нибудь доложенные здесь материалы?

– Да, но только в закрытых сборниках нашего НИИ. К сожале­нию постоянная нехватка времени и секретность материала не позволили пока выйти в центральные издания. Но ведь авторитет нашего сборника высок! У тех, разумеется, кому он доступен.

– А почему ты думаешь, Саша, что именно на вашей ветке дерев УТС созреет золотое яблочко, завещанное Арцимовичем? – спросил Царев.

– Не видишь что ли, Станислав, эта же ветка на рисунке зеленее других. Али ты не садовод? – пробасил Леонард Гаврилович Красилов.

Конечно же, грянул хохот. Я стоял в эти мгновения с внезапной болью, залившей изнутри горячей волной всю грудь. Но не этот впол­не дружелюбный смех аудитории был тому причиной. Напоминание золотом яблоке вызвало в моей памяти позавчерашний сон и Женин слова: "Ну вот. А ты еще сомневался!.." Моя беда, от которой я отвлекся на какие-то полчаса доклада, снова ворвалась в душу, как порыв ледяного ветра, распахивающий окно под звон сыплющегося стекла... Садясь на свое место, я вдруг подумал: "А что если попробовать через профессора Ивашечкина, если он еще жив-здоров? Он ведь работал тогда на Пироговке!"

Вечером того же дня, с позволения Бердышева, разумеется, я уехал с Лешачьего озера в кабине автофургона, доставившего на баз, отдыха продукты.

Профессор Ивашечкин пребывал в добром здравии. Он выслу­шал по телефону мотивы моей просьбы о встрече и сказал:

– Постараюсь сделать для вас и Евгении Максимовны все, что будет в моих силах. Давайте встретимся через три часа в сквере на Пи­роговке у бюста Семашко.

Было еще по-прежнему тепло, хотя с утра небо заволокло и вре­менами покрапывал дождик. Молодцеватый, вроде бы и не изменив­шийся за восемь лет, старик Ивашечкин в светлом элегантном костюме подошел и подал мне крепкую ладонь.

– Как там "Рениш"? –

спросил он. – Получается у вашей пианист­ки?

– Получается. В следующем году, после восьмого класса, хотим попытать счастья в Гнесинском училище.

– О, туда не просто попасть!

"Да что же он о главном-то молчит? – загоревал я про себя – На медленном огне сжигает". Словно догадавшись об этих моих мыслях, Борис Семенович быстро взглянул мне в лицо и сказал:

– Я брал три часа, чтобы встретиться и поговорить со своим кол­легой – специалистом по митральному стенозу и комиссуротомии кла­пана. Он согласился помочь. Однако же, в наше время никак невоз­можно без "блата". Так вот... – Борис Семенович рассмеялся. – Что это вы так покраснели, ей-богу? Не смущайтесь, речь всего лишь об электронике. Игорю Владимировичу нужен электронный стимулятор. Вот его схема. Последнее слово американской медицинской техники. Никак не удается купить. Посмотрите.

Схема была срисована, видимо, из американского журнала тон­ким черным фломастером. Все надписи – на английском языке, скорее всего, из опасения утратить при переводе хоть крупицу смысла. Здесь же были нарисованы и формы импульсов тока, небольшая табличка рабочих режимов и конструкция выводных электродов. Обозначения микросхем и транзисторов были американские, я ничего пока не мог сказать об осуществимости стимулятора. Все равно – в душе у меня запело: я-то знал, что не существует на свете такой электронной схемы, которой Серегин и Бубнов не смогли бы дать жизнь! Они переведут все это на русский язык!

– Видите, как все вышло? – вполне серьезно сказал Ивашечкин. – Когда-то вы игнорировали мое предложение о содружестве наших на­ук. Ссориться с медициной, Саша, все равно, что Хоттабыча на "хрен" послать. Ради Евгении Максимовны я вас прощаю. Ладно, ладно. Все шутки!

Я покраснел от смущения. И с горькой болью вспомнилось необъятно счастливый солнечный день бабьего лета, когда был куплен "Рениш"... Призрак душевного благополучия, осенивший меня вместе с надеждой при рассматривании схемы стимулятора, снесло возвращением мысли о беде.

– Привет Евгении Максимовне пока не передаю, – сказал Ивашечкин спокойно и просто, и его тон снова ободрил меня. – Не нужно ее волновать никакими мыслями об операции. С сердечниками в этом отношении следует быть предельно осторожными и чуткими. А на вас лица нет, милейший Саша, так не годится! Старайтесь владеть собой. Ну, что за страхи раньше времени?.. Вместе с готовым приборчиком доставите нам историю болезни. А уж окажутся нужны обследования больной, тогда мы ее посмотрим и послушаем. До встречи!

– Марине Федосеевне привет передавайте! – сказал я вдогонку. Ивашечкин обернулся и кивнул в ответ.

Женю выписали из больницы в конце октября. За месяц до этого Сергей Юрьевич обнаружил факт ее самовольных уходов домой и тут же решительно пресек нарушение дисциплины. Впрочем, в холода и дожди она бы и не смогла ходить по улицам, не имея соответствующей одежды и обуви... Женя наскучалась по дому и вся светилась в первые дни. Маша и Даша мало представляли опасность, нависшую над ма­мочкой. Они страдали, в общем-то, лишь от разлуки. И все трое были теперь вместе. В их тесном женском мирке порой не находилось места мне, и это ощутимо задевало. Скажите, какие секреты!..