Звездные флибустьеры
Шрифт:
Когда некоторое время спустя Антон снова очнулся, то понял, что находится в клетке – такой же, откуда несколько часов назад выпустил рабов. Антон сел, зашипев от боли в отбитом теле, и увидел, что у него есть соседи. Рядом с Антоном сидел на корточках старый морщинистый рейси. Человек был мал даже по меркам этого низкорослого народа, а на шее у него на веревочке, сплетенной из стеблей лиан, висели непонятные амулеты. Такой же пояс поддерживал рогожную набедренную повязку, а на поясе висели какие-то сухие травы. Головной убор из перьев, на талии кожаный мешочек. Что удивительнее, вокруг старика вились светящиеся насекомые – возможно привлеченные ароматом трав на его поясе.
Другим соседом оказался какой-то воин, с темно красным обветренным лицом, в рваной одежде цвета хаки. Он лежал в дальнем углу. Исхудалое лицо, горбатый нос и налитые кровью желтые глаза его были исполнены какой-то обреченной печали.
Заметив, что Антон пришел в себя, желтоглазый довольно кивнул:
– Поздравляю, дружище. Твое лицо было не меньше чем задница болотного хвамга. Но чертов рейси использовал коссу, чтобы исцелить тебя – и добился неплохих результатов.
– Коссу?
– Да – такие гнусные маленькие создания. Если сунуть связанного человека в воду, где они живут, то ему конец – из него очень быстро выпивают всю кровь. Было видно что желтоглазый говорит со знанием дела – определённо сам такое не раз видел, а то и проделывал.
– Но лекари лесовиков творят чудеса с их помощью, какие не всякому ученому медику по плечу. А как твоя рука?
– Похоже, неплохо, – ответил Антон. – Кто меня вылечил?
Смуглокожий головорез кивнул на рейси.
– Спасибо, друг, – искренне выдохнул Скиров. Пусть и жить мне недолго – но спасибо.
Рейси внимательно на него смотрел.
– У меня осталось немножко акии, – сказал пленник, – но после того, что ты перенес я с радостью поделюсь с тобой, незнакомец. Хочешь покурить?
Антон покачал головой:
– Я вообще-то не курю. Так, иногда, за компанию. Он различил на плече соседа по камере вытатуированные серебром луну. – А вы что здесь делаете? Или в этом вашем «истинном царстве» уже за своих взялись?
– То есть? А, ты про клеймо, собрат? Это же Силли а не Тоана. Я тысячник из армии Державы илги. Меня зовут Шанно. Эти сволочи торике устроили засаду на мой отряд по ту сторону озера Сегу около Умгод’бо примерно две недели назад. Некоторым моим людям удалось убежать, а вот мне не повезло… – Он печально развел руками. – Всех, кого не удалось продать, торике принесли в жертву в храме Гарагарры в Окоруссто. Я офицер самого высокого ранга, из всех кого им удалось поймать за последние годы, и они привезли меня сюда для специального обряда. Они собираются сварить меня живьем перед статуями своих поганых богов – на этой базе у них какое-то древнее особо важное капище. Такова привилегия моего чина. Но, сказать по правде, меня это не очень беспокоит. Я воюю с двенадцати лет. Должно же мне когда-то умереть? Да, – он усмехнулся. С проклятым Фойриппо мы уже года два играли в игру – кто кого прикончить первым. Он выиграл...
Сао хотел сказать еще что-то, но запнулся, услышав щелчки и пересвист.
Пигмей неспешно приблизился к нему и вынул из мешочка пригоршню листьев. В середине ладони извивались с полдюжины темных телец.
– Не надо, нет! – запротестовал Антон.
– Рейси говорит, – пояснил Шанно, – что он должен снова посадить коссу вам на лицо.
– Вы понимаете его язык?
– Я три года служил на границе с Лесами Ша-Гжа по ту сторону Индаги и часто встречался с рейси.
– Скажите ему, что с меня довольно этих чертовых червяков.
Тысячник произвел несколько неуверенных квакающих звуков. Человек отполз назад и поцокал в ответ.
– Рейси говорит, что иначе у вас начнет отваливаться мясо. Раны гниют в этих местах очень быстро. А есть еще летучие мотыльки жуго налетят и отложат своих детей в вашу гнилую плоть, и они вас съедят раньше чем вы станете трупом.
Антон содрогнулся, представив как мириады червяков пожирают его еще живое тело.
Он послушно лег на спину, радуясь что может закрыть глаза и не видеть пиявок, живым студнем копошившихся у него на лице.
Тысячник подполз к Антону.
– Это нужно видеть – как рейси работают. Они великие мастера! У тебя лицо почти нормальное…
– Значит, я буду очень симпатично смотреться в супе, – обронил Антон с несвойственным ему вообще-то юмором висельника.
– Боюсь, честь свариться заживо принадлежит только вождям, – возразил тысячник, и непонятно было – то ли он тоже шутит, то ли наоборот – всерьез разъясняет чужеземцу тонкости местного этикета по обращению с пленными.
Он сел в углу и закурил самокрутку.
– Этот рейси просто отчаянных храбрец. Он слишком стар, чтобы быть проданным в рабство. И он знает, что торике его убьют если что. Тем не менее примерно через час после того, как тебя принесли сюда, он вышел из джунглей, сел у клетки и начал кричать. Он голосил до тех пор, пока не пришли люди Фойриппо и не бросили к нам.
– На кой черт он сделал это?
– Я переведу вам его песню, и ты все поймешь. Он называл тебя «Человеком-мечом, разрубающим Тень, который освободил лесных людей в ночь Трех Лун». Эту песню теперь будут петь дети, внуки и правнуки рейси. Ты теперь стал для них героем, подобно Унорамо у нас. Племя поручило ему тебя вылечить. Возможно даже у него в мешочке припасено снадобье, которое облегчит тебе будущие пытки. А еще лучше – хороший яд, дарующий смерть без боли. Если есть – поделись со мной…
– Передайте этому уважаемому рейси что я благодарен ему за помощь. Но объясните ему, что зря он это сделал – все равно мне умирать...
И вздрогнул – рейси вдруг улыбнулся в ответ, словно и без перевода понял – что он хотел сказать.
Антон вновь погрузился в полузабытье.
Из транса его вывело тихое журчание слов. Сосед по клетке размышлял вслух...
…Я учился в последней миссионерской школе, и почти закончил ее – и закончил бы, если бы ее не сожгли. А потом даже вообще в колледже – последнем колледже на нашем материке – пока его не разогнали люди шамана Понга!
И скажу честно: эпоха Воссоединения – это великий период в нашей истории. В то время был построен канал Меллс, соединивший Бескрайние озера с морем. Через джунгли было проложено множество дорог – и монорельсы и струнные. Мы до сих пор всем этим пользуемся – тем что осталось. Наши дети перестали умирать. Лучшие из наших обучались за казенный счет в школах при фирмах и заводах, и даже на Аригато. Мой дед был одним из таких людей.
– А вот господин Идрис мне представьте, говорил нечто другое, – Антон улыбнулся разбитыми губами.