Звездные гусары
Шрифт:
Товарков посмотрел на нее удивленно, затем медленно побагровел.
– Простите ее – она беспокоится. – Кокошкин поспешно отстранил Татьяну Николаевну и закрыл ее собой.
– Я не ради денег, – оскорбленно проговорил Товарков. – Я бескорыстно помогаю. Тем более что не давал подписки. Но я бы и с подпиской вам сказал, потому что вижу – вы близки. Они ведь только родственникам сообщают, а иные родственники бывают куда отдаленней от человека, чем друзья или товарищи по полку.
– Чистая правда, – сказал Кокошкин.
– Да, я вернулся туда, – молвил Товарков торжественно и медленно. – В тот лагерь,
Он помолчал и совсем просто завершил:
– Там все брошено, дома заросли дикими растениями, и люди исчезли. Следствие считает, что все они мертвы.
– Вы читали последнюю книгу господина Юганова? – спросил Аркадий у своего соседа.
Штофреген оторвался от маленького атласа “Лагерь и окрестности”, который составлял в последний месяц. Подобно старинной пиратской карте, этот атлас был населен странными фигурами: г-жа Колтубанова в окружении лемуров – на том месте, где она наблюдает их на стоянке; таинственные зеленые пузыри, внутри которых сидят в безнадежных позах плененные лаборантки – в болоте; лианы, охотящиеся с деревьев на беспечного ученого, что бредет по лесу и записывает свои мысли на ходу в блокнотик.
Этот атлас Штофреген изготавливал для Татьяны Николаевны. Почему-то он не мог заставить себя написать ей. Когда он брал листок и выводил “милая Татьяна Николаевна”, ему начинало казаться, будто он пишет испаряющимися чернилами. Слова выцветали через мгновение после того, как появлялись на бумаге. Он сминал листок и бросал его в печку.
Атлас – другое дело. Там не было слов, кроме самых простых, рабочих: “место, где я заблудился”, “место, где я думал о Вас”, “место, где мы провалились в болото”, “здесь кусаются”, “камень для мечтания”…
– Между прочим, господин Юганов – один из самых модных и перспективных сейчас прозаиков, – продолжал Аркадий. – Его трактовки самых простых вещей просто поразительны.
Штофреген не отвечал, но рисовать в атласе ему расхотелось, и он отложил толстый блокнот. С досадой глянул на Аркадия.
– Если я вам докучаю, так и скажите, – с достоинством произнес Аркадий.
Штофреген сразу устыдился.
– Нет, это ничего, – пробормотал он.
– Я пытаюсь говорить на интересную тему, – сказал Аркадий.
– Интересную?
– Обсуждать новую книгу популярного писателя – всегда интересно. Все знают, о чем идет речь, и у всякого есть мнение, которым он готов поделиться. Это интересно.
– Боже, кто вам наплел такой чуши! – не выдержал Штофреген. – Во-первых, не все знают, о чем идет речь. Половина из нас, во всяком случае.
– Вы что же, книг не читаете?
– Практически не читаю.
– Все не читают, но вы первый сознались.
Штофреген помолчал немного, пытаясь найти в себе силы для проявления справедливости по отношению к Аркадию. Но не смог. Наверное, он на любого соседа реагировал бы так болезненно. Штофреген боялся вдаваться в подробности. Никогда не следует заглядывать в собственную душу слишком глубоко, потому что на самом дне может оказаться чудовище.
– Мне сейчас нужно выйти, – сказал наконец Штофреген и поднялся, вкладывая лучевой пистолет в кобуру.
– Пистолет-то зачем? – лениво поинтересовался Аркадий.
– Полагается к форме, – огрызнулся Штофреген и тотчас
Несколько минут он стоял на пороге домика, наслаждаясь одиночеством и свежим воздухом. Отсутствие Аркадия подействовало на него опьяняюще. “Особенно этот переход, – размышлял Штофреген. – Только что был Аркадий – и вдруг его нет рядом. Контраст разительный”.
Он оглядел лагерь, по привычке делая себе заметки о местонахождении своих “подопечных”. Г-жа Шумихина, несомненно, в лаборатории – вон мелькнула в окне. Вчера Штофреген узнал случайно, что она, оказывается, была замужем и диссертацию написала, уже овдовев; на Земле у нее двое внуков.
Г-жа Колтубанова, по своему обыкновению, сидит на дереве в нескольких верстах от лагеря. Смотрит в бинокль и ведет свои наблюдения. Вслепую бегает тонкими пальцами по клавиатуре. У нее уже два кристалла памяти заняты этими заметками. Художественно пишет. Она сама как-то рассказывала, что для удобства наблюдений каждому лемуру дала имя, так что ее дневники напоминают роман. Нечто вроде семейной саги. “Карамелька опечалена – Красавчик предпочел Рыжегривку. У Отилии приболел малыш. Я еще не решила, как его назвать. Отилия носит его на руках и время от времени издает высокие всхлипывающие звуки. Подруги Отилии полны сочувствия…”
Г-н Пафлагонов наверняка у себя. Начальник экспедиции всегда у себя. Он даже к обеду не каждый раз выходит. Сидит за столом и постоянно пишет отчеты, сметы и еще бог весть что. Вообще Пафлагонов во многом оставался для Штофрегена загадкой: чем занимался этот человек прежде, какие мотивы побудили его согласиться на должность начальника подобной экспедиции?
Долгушин с Семыкиным не в лагере, но где-то поблизости. Штофреген сам слышал, как г-н Пафлагонов отправил их утром в лес на заготовку дров. Вообще основной источник энергии в лагере был, разумеется, другой, но для кухни требовались дрова. Вакх отказывался готовить на “адском топливе” и требовал традиционных колотых поленьев.
Вакх сейчас тоже отсутствует: перед тем, как приступить к изготовлению обеда, он “набирает дыхание”: медитирует над толстым сборником поэзии, для чего отправляется в лес, на излюбленную свою полянку. Штофреген однажды подсмотрел за ним, но ничего интересного не узрел: Вакх сидел на корточках, как огромная костлявая лягушка, перед ним на земле лежала раскрытая книга, и Вакх, покачиваясь из стороны в сторону, нараспев декламировал в нос стихи. “Это наполняет меня ритмом”, – рассказал он как-то в присутствии Штофрегена Катишь Волобаевой.
Супруги Волобаевы выпросили у г-жи Шумихиной “суточный отпуск для устройства супружеских дел”. Катишь при этом имела фальшивый вид, лицемерно опускала глаза и вздыхала, намекая на то, что обычно подразумевается под “супружескими делами”. Шумихина, хоть и была замужем, дала себя провести. Спросила только: “Что, стенки у домика прозрачные?” – и разрешила отсутствовать до ужина.
Штофреген, однако, смотрел при этом разговоре не на Катишь, а на ее супруга и по нетерпеливой улыбке Сергея догадался: Волобаевым всего-навсего охота пострелять в цель из новосозданного арбалета, но делать это в присутствии всего лагеря они стесняются. Ну еще бы! Опять этот Штофреген будет их высмеивать, а Семыкин с Долгушиным наговорят благоглупостей.