Звездный огонь

Серебряков Владимир

— Ножичка тоже не найдется? — поинтересовался я безнадежно.

— Нет… — испуганно прошептала девушка.

— Обойдемся. Кстати, как вас зовут?

— Линда, — отозвалась она. — Линда Томина.

Это имя мне до сих пор не попадалось, а дотянуться до банка данных колонии я не мог. Хотя первую прикидку можно сделать — русская, из диаспоры, потому что в Империи больше в ходу имена из самых ветхих святцев… хотя стоп, одна база у меня есть. Вызвав из бездонной памяти секретаря список бэйтаунских рискунов, который забыл выгрузить, проверив петицию Новицкого, я убедился, что имя в нем присутствует, и больше того: к нему приложен

опознаватель, содержащий в том числе антигенный набор (пока без надобности) и возраст — двадцать восемь лет. Надо же, как я ошибся…

Я пододвинулся поближе и чуть не взвыл от боли. Аптечка сработала оперативно — повис на ресницах огонек символа, и обезболивающее потекло в кровь.

Когда я сорвал застывшую корку с самой обширной ссадины, Новицкий, хотя и был без сознания, застонал едва слышно. Девушка напряглась, не зная, то ли бросаться на меня, то ли прочь, но, чтобы препарат подействовал, его следовало вводить в кровь. Грубый метод, и всегда есть опасность передозировки, но, если мы попытаемся отволочь поляка домой в теперешнем состоянии, бедняга запросто может умереть от болевого шока. Я осторожно сковырнул с рабочего конца ампулы трехслойную мембрану вместе с интелтроном, регулирующим ее проницаемость для каждого в отдельности из хранящихся в ней препаратов, и легонько прижал обнажившуюся губку к ране.

— Что вы?.. — начала незнакомка.

— Обождите, — перебил я, — пока лекарство подействует.

Верно говорится, что героизм — это вовремя проявленная глупость. Будь у меня при себе лист мушек, не понадобилось бы портить совсем недешевую ампулу… но мушками-то я не пользуюсь как раз потому, что давно вживил аптечку! Это ведь не аугмент даже — так, полтора процента…

Спустя две минуты глаза Новицкого внезапно распахнулись.

— Не двигайтесь, пан Тадеуш, — предупредил я, прежде чем инженер попытается, запаниковав, вскочить. — у вас сломаны рука и нога.

— А… Ы-ы!! — Очевидно, боль пробивалась даже сквозь эндорфиновую блокаду. Новицкий пошипел секунду, прежде чем речь вернулась к нему. — Глаза?

— Просто отключили энергию, — объяснил я. — Правой рукой можете шевелить?

— Мгм, — односложно отозвался Новицкий. — Что?..

— Вот, придерживайте ампулу на месте. — Я вложил цилиндрик в негнущиеся пальцы. — Сейчас…

Я с трудом поднялся на ноги, примерился, вглядевшись в плоскую синюю ночь. Чуть в стороне лежало еще одно тело, но даже в ИК-диапазоне видно его было плохо. Ледяной воздух быстро отнимал тепло у мертвых. Толпа буквально растоптала несчастного латиноса, не оставив в теле ни единой целой кости. Однако выдранный проигрыватель чья-то нога отбросила случайно к обочине. Я подобрал приборчик, стараясь не измазаться в крови, и сунул в карман.

— Держитесь, — скомандовал я, нагибаясь к лежащему инженеру, и задействовал силовые импланты на полную мощность.

Если бы не верная аптечка, тут же впрыснувшая дозу анальгетика прямо в ликвор, я бы потерял сознание от боли. Полностью аугментированный боечеловек — это сбалансированная машина, в которой безумная сила искусственных мышц опирается на синтетические связки и композитные кости и управляется отдельными процессорами по экранированным шинам. Мои наживленки крепились поверх естественных мускулов, пришитые к наспех упрочненным жилам, и только репрограммные блоки спасали меня от переломов. Думаю, если бы не секретарь, помогавший распределить нагрузку между суставами, я бы точно вывихнул

себе что-нибудь, отрывая Тадеуша Новицкого от земли. Но когда псевдомышца пытается выдрать оба своих конца из костей вместе с танталовыми скрепками, поневоле взвоешь.

Поляку, впрочем, пришлось не легче. С губ его сорвался мучительный стон, рука, сжимавшая патрон с обезболивающим коктейлем, дрогнула.

— Не отпускайте! — предупредил я. — До вашего дома почти полкилометра.

— А я? — робко спросила Линда Томина.

— Идите за мной, — ответил я, подумав. — Мятежным город ночью — не место для женщины.

— Мы не мятежники! — возмутилась девушка. — Мы…

— Вы идиоты, — прохрипел я. — Давайте беречь дыхание. И придержите ему ногу. Левую! Если она станет болтаться на ходу, никакой анальгетик не поможет.

Не скажу, чтобы эти полкилометра стали самыми долгими в моей жизни, но никакого удовольствия прогулка по ночному Бэйтауну нам не принесла. Электричество так и не включилось, связи тоже не было. Только в стороне админ-комплекса что-то просверкивало порой, и раздавались редкие хлопки. Однажды грохнула в отдалении пулеметная очередь и тут же стихла.

На полпути к дому Новицкого мы увидели труп. Очевидно, местные полицейские, согласно уставу для неспокойных колоний, хранили полуброню и оружие дома на случай беспорядков — считалось, что в таком оснащении они практически неуязвимы даже в одиночку. Судя по тому, что я увидал, ошибочно считалось. Нечто пробило кирасу, словно хрупкий пластик, так, что осколки разлетелись, и превратило сердце полицейского в кашу.

— Ч-черт… — выдохнул я.

Такой эффект могла бы произвести пуля крупного калибра на излете… но мне совершенно точно было известно, что летальное оружие не могло попасть в руки колонистов. С тех пор, как даже Соединенные Штаты, напуганные размахом бытового насилия, отказались от священного символа Второй поправки, право убивать стало ревниво охраняемой привилегией власти и преступности. На планетах с развитой биосферой это вызывало порой проблемы — когда колонисты требовали выдать им хотя бы ружья для охраны от хищников, — но и вполовину не так много, как могли бы вызвать те же ружья в руках тех же колонистов. Уделом простых жителей как метрополии, так и доменов было несмертельное оружие вроде блиссеров или парализаторов.

Если только те не возьмутся делать оружие сами.,

— Что? — переспросила Томина.

— Осторожней, впереди лежит труп, — предупредил я, обходя тело.

В глубине раны что-то металлически блеснуло. Если бы не Новицкий, которого приходилось нести на вытянутых руках, я бы непременно нагнулся, чтобы разглядеть снаряд внимательней. Определенно, кустарная работа — а значит, мятеж готовился давно, так давно, что бунтовщики сумели, обойдя программы учета, наворовать материалы, воспользоваться станками — опять-таки не оставив явственного следа в логах…

— Господи… — всхлипнула девушка и снова замолкла.

До цели оставалось шагов десять-пятнадцать, когда над городом разнесся странный звук: будто за горизонтом звенела на басовых нотах протянутая от земли к небу струна.

— Что… такое? — Новицкий приподнял голову, будто пытаясь разглядеть что-то в кромешной тьме.

— Не знаю, — пробормотал я. Действительно, ни с чем подобным мне не приходилось прежде сталкиваться, и неизвестность, как всегда, пугала. — Как думаете, пустит нас ваша супруга, или мне придется выбить дверь?