Звёздный Спас
Шрифт:
– И ещё моя скажет вам, господин полковник, в Горном Хуторе (двести «камэ» – Владивосток) мы понарошку капали на кнопка телелинзы раствором белой глины, настоянной на дальнегорской сеточка , чтобы лучше цель попадать. Обман получился. За будущим – будущее время попадать: десять – десять. А наводка на цель прошлогоднюю: ноль – ноль и ни с места.
– А как же вы сами теперь – навсегда останетесь в будущем? Или отсидитесь, пока произойдёт столкновение с астероидом, а там видно будет? – изумился полковник.
Он решил работать
– Не будем скрывать, – сказал Дядя Сэм. – И такие мысли имели место быть, но только как крайний случай.
И тут выяснилось, что они спешили на встречу с Агапием Агафоновичем как раз потому, что надеялись с его помощью попасть в настоящее время . С тех пор, как они оказались в будущем, а они оказались в нём двадцать шестого декабря две тысячи четвёртого года, они всячески пытались встретиться с ним.
– Ну, как-то бы сообщили донесением, мол, так-то и так-то – находимся в будущем, – хитро подсказал Агапий Агафонович.
Сообщали, в голос воскликнули иностранцы. Да только их донесения в любом виде не доходили. По эйнштейновской теории относительности их адресат всегда оказывался в прошлом.
Агапий Агафонович едва не ляпнул, что два последних донесения дошли. Ну просто как олух, чуть не раскрылся. Видимо, в его обстоятельствах, чтобы стать всамделишным дуриком, уже не много ему и осталось. И он приказал себе – бдительность и ещё раз бдительность!
Между тем иностранцы в отличие от него, ни о чём не заботясь, продолжали открывать свои карты как по заказу.
Вначале у них стояла задача наблюдать за лабораторией профессора Бреуса. Дело в том, что «компьютер-коллайдер», или, как называют его аспиранты ЛИПЯ, Властелин колец , – в какой-то степени прообраз машины времени. Во всяком случае, сверлит дыры в веществе времени не хуже дантистской бормашины «Siemens».
– Вы знаете, как называется сверхсекретная лаборатория? – всё ещё играя дурика, вскинул брови полковник.
– Мы же говорим, что уже много лет наблюдаем за профессором Бреусом, – сказал Дядя Сэм и пояснил: – А с тех пор, как он стал работать исключительно с аспирантами индиго , наблюдение было усилено.
– Ничего себе, было усилено! – забыв, что он дурик, искренне возмутился полковник и взглянул на штабс-капитана Рыбникова так, словно приглашал и его разделить своё возмущение. – Это же шпионаж, это же шпионаж чистой воды!
– Моя ничего не знает о шпионаже, моя работала над телелинзой , япона мать!
– Твоя над телелинзой ?! – взвился полковник, ему не понравилась реакция японца как младшего по званию. – А я всё думал: почему он штабс-капитан Рыбников (теперь Агапий Агафонович обращался уже к Дяде Сэму), у него же имя выдающегося японского шпиона, о котором в своё время писал Александр Куприн. Вы, наверное, знаете обычай – называть человека именем той страны, из которой он приехал или долго обретался в которой, то есть жил.
Дядя Сэм
– Вот-вот, – неискренне обрадовался полковник. – Знакомьтесь, шпион штабс-капитан Рыбников. Штабс-капитан – это звание в российской царской армии. А Рыбников – истинно русская фамилия. Может быть, слышали: звезда советского киноэкрана первой величины, артист Николай Рыбников?
– Собственно, в чём проблема? – сухо спросил Дядя Сэм.
– А у тебя, конечно, никакого звания?! – вскипел полковник и уличил американца. – Резидент!
Его понесло вразнос, использовал сведения, почерпнутые из сверхсекретных донесений Гарвардских изобретателей, которые сжёг и дал себе слово не использовать их ни при каких обстоятельствах.
– А я ещё раз спрашиваю: в чём проблема? – неестественно мягко повторил вопрос Дядя Сэм (полковник стал давить ему на нервы).
– А в том, что вы незаметно пробрались на суверенную территорию России, а шпионаж, согласно международной конвенции, преследуется во всех странах, даже в странах-изгоях он не приветствуется. И я не потерплю здесь (полковник жёстко сверкнул острым взглядом в сторону японца) никаких мата хари и харей с матом ! Здесь ваш хвалёный однополярный мир закончился – и прошу-с не спорить.
– Так в чём проблема, арестуйте нас, верните в реальное время. Мы даже с благодарностью попаримся в вашей «Матросской Тишине», пока вы будете фабриковать улики, – явно иронизируя, подсказал план действий Дядя Сэм. И совсем уже не скрывая сарказма, заметил: – Кстати, пока будем сидеть в тюряге, глядишь, из ненавистной вами Америки пришлют разрешающие грамоты от международной конвенции.
Воцарилось напряжённое молчание.
Агапий Агафонович словно налетел на невидимую стену. Всё, что знал и не знал, смешалось в голове. В самом деле, чего он добивается? В их профессии нет никаких разрешающих удостоверений, нет ничего, а всё, что есть, – улики. А улики никто не приветствует, даже штатские их избегают, а уж профессионалы… Президенты, конечно, будут между собою договариваться. Но что делать ему, полковнику Акиндину? Может, для того чтобы они договорились, надо сейчас сгрести иностранные телелинзы под мышки и сигануть в окно с двадцатого этажа? Тут уж наверняка присвоят ему звание Героя России. Правда, посмертно – бедная Люси!
Полковник сделал решительный шаг к окну – а, пусть разбираются…
– Эй вы?! Послушайте моя, япона мать! Астероид Фантос-Масс, он на всех ещё летит! – досадуя, вскричал штабс-капитан Рыбников.
– Не Фантос-Масс, а Фантом, – поправил Дядя Сэм.
До чего же замечательный человек, этот «япона мать»! Остановил, увёл от греха, приходя в себя, подумал полковник и рассудительно предположил: наверное, наших людей наслушался и хотел сказать «Фантомас».
– Почему вы, русские, такие, всё вам кажется, что кто-то желает вас обидеть, наказать? – спросил Дядя Сэм. – Откуда такая подозрительность? (Он почувствовал перемену в настроении полковника.)