Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Да вот, спорим все. Один говорит так, другой этак.
Я вставил осторожно и, мне казалось, очень ловко:
– А Бела-бачи как, интересно?
И все испортил! Янчи нахмурился:
– Ну вас! Хватит болтать!
Капитан Комочин окатил меня взглядом, полным холодной укоризны. Но я еще не хотел признавать поражения:
– Нет, послушай, ты меня не так понял…
– Спать! – перебил Янчи. – Кому сказано!
Я прилег рядом с капитаном и почти сразу же задремал.
Не знаю, сколько я спал. Вероятно, часа два. Проснулся от громкого разговора. Опять Черный. Стоял перед осколком зеркала, прислоненным к бочке, и тщательно причесывал свои густые черные волосы.
– Эх, жаль, бритвы нет – снял бы щетину… Ну, ничего, сойдет и так!
Фазекаш сладко потянулся, зевнул:
– Зря ты! Все равно у тебя ничего не выйдет.
– Вот верно! – поддержал его, улыбаясь Янчи.
Черный поплевал на ладонь, пригладил ею волосы, спрятал осколок зеркала и расческу в карман пальто – оно висело на стенке между двумя бочками.
– Спорим! – предложил он и протянул руку. Но охотников не нашлось, и он самоуверенно ухмыльнулся: – Будьте спокойны! Тут главное все время менять тактику. Сегодня – робость, завтра – кавалерийский наскок.
– С Аги этот номер не пройдет, – убежденно сказал Янчи.
– А что Аги? Что Аги? Только нам здесь кажется. А на самом деле – ха!
– На, бери, время уже. – Фазекаш протянул ему пистолет. – Ухаживай. Но заруби на носу: если она на тебя нажалуется, голову сниму. Не на чем будет после войны шляпу носить.
– Она?! На меня?! Ха-ха!
Черный небрежно сунул пистолет за пазуху и пошел, насвистывая, в глубину погреба.
Вскоре из темноты появилась девушка. В руках она несла большой кувшин.
– Смотрите! – ткнул я капитана.
Вчерашняя девушка. Та самая, которая прошла мимо нас, когда мы лежали в кустах. Только сегодня на ней были не красные полусапожки, а туфли.
– Доброе утро вам всем, – весело поздоровалась она.
– Сервус, Аги, солнышко ясное! – Фазекаш принял у нее кувшин. – Ну, что сегодня?
Он вытащил несколько ломтей хлеба, сало, пачку сигарет.
– А керосин? – спросил он. – У нас уже почти весь, я же тебе говорил.
– Нет керосина, Фазекаш. Вот спичек я принесла шесть коробков. Чиркайте. Может быть, вечером удастся раздобыть бензин.
– Бензин в лампе взорвется.
– Добавите немного соли… Дядя Фазекаш, не посылайте больше Черного мне навстречу.
– Случилось что?
– Пусть лучше кто-нибудь другой, – уклонилась девушка от ответа.
– Он тебя обидел? – снова спросил Фазекаш.
Она улыбнулась, на щеках появились ямочки.
– Господи боже мой! Я с немцами разделываюсь, как с котятами. А тут какой-то малохольный подземный крот.
Все рассмеялись. Мне тоже почему-то было приятно, что Черный получил отпор.
– Где же он сам? – опросил Фазекаш.
– Облизывает шкурку, – снова улыбнулась девушка. – Что он сочинил там про каких-то шпиков? Цену себе набивал, да?
– Нет. – Фазекаш посторонился. – Вот смотри. Поймали их вчера в нижнем погребе. Говорят – русские.
– Русские?
Девушка подошла ближе. Я не ошибся вчера: волосы у нее были точь-в-точь, как у Марики – пепельно-белые. И лицо похожее: нежное, с легкомысленно вздернутым носиком. А вот глаза другие. Глаза совсем другие. Большие, серые. Взгляд быстрый, точный, прямой, как у снайпера.
– Ты русский?
– Да.
– И ты? – Капитан Комочин поднялся с пола, и она запнулась, поправилась:
– И вы?
Усатый Фазекаш отозвал ее в сторону. Не обязательно было шептаться. Подумаешь: конспирация! И так все ясно: он просит сообщить о нас тому самому Бела-бачи.
– Ладно! – произнесла она громко. – Я быстро… Налейте кто-нибудь вина.
Янчи подхватил кувшин, понес к бочке. Он вообще, я заметил, был услужливым парнем.
Появился угрюмый Черный. Его встретили многозначительным молчанием и веселыми взглядами. Насупившись и двигаясь как-то странно, правым боком, он подошел к лампе и сел на край скамьи, все так же, боком.
Аги на него даже не посмотрела. Поправила платочек и пошла в темноту. Янчи потащил за ней полный кувшин вина.
Лишь когда она скрылась во мраке погреба, длинноволосый Лаци повернулся к Черному:
– Главное – тактика. Кавалерийский наскок!
Черный подпрыгнул, будто вдруг почувствовал, что сидит на гвозде. Левая сторона его лица предстала перед нами во всем своем великолепии. Даже в тусклом желтом свете керосиновой лампы она пылала, как раскаленная.
Лаци, указывая пальцем на его щеку, разразился громким хохотом.
– Перестань! – заорал Черный. – Перестань сейчас же! Или я тебя…
Тут поднялся Фазекаш.
– Нет, это я тебя! – Он ткнул кулаком воздух. – Слово истинного венгра, если ты сейчас же не заткнешься, я тебе разогрею еще и правую щеку, хотя, видит бог, даже мне вряд ли удастся уравнять ее с левой.
Черный раскрыл рот и вновь закрыл, так и не произнеся ни единого звука. Больше я не слышал его – он нырнул куда-то за бочки.
Фазекаш разделил пополам принесенную девушкой еду. Половину отложил в сторону, другую половину разрезал на равные доли и раздал всем нам. Мы с Комочиным, как и другие, получили по ломтю хлеба и кусочку розового, обсыпанного о двух сторон рыжим перцем, сала.
Капитан и я разделались со своими порциями, не мешкая. Съели хлеб, сало, запили кислым вином. А вот ребята разбрелись каждый в свой угол и жевали там медленно, смакуя – еда вносила какое-то разнообразие в их серый быт, и они старались продлить это единственное свое развлечение.