Звонок с того света
Шрифт:
– А я что – не человек? – Евдокия подбоченилась. – Если Ангелина купила норку, так не иначе, это она продукты налево продавала! Иначе откуда у нее такие бабки? Шуба эта тыщ пятьдесят стоит, не меньше! А ежели вы ее покрываете, а меня не желаете слушать – так, значит, вы с ней в доле!
– Что ты несешь, Евдокия? – Беленький покосился на посетителя, солидного фермера из-под Изборска. – Не слушайте ее, она не знает, что говорит...
– Очень даже знаю! – кричала Евдокия. – И незачем на меня чужие грехи валить!
– Ладно, Евдокия, рассказывай, что там случилось!
Евдокия
– Откуда сведения?
– Да Ангелина сама Ксане из бухгалтерии хвасталась! Ксана врать не будет, зачем ей врать!
Суровый Беленький провел собственное расследование. Он вызвал к себе в кабинет Ксану из бухгалтерии и саму Ангелину.
Факты, вскрытые расследованием, оказались такими.
Норковая шуба оказалась на деле скромным полушубком из стриженой нутрии, который Ангелина купила очень дешево (по причине летнего времени и затруднительных обстоятельств) у одной посетительницы турбазы.
– Так что никакие не пятьдесят тысяч, а всего-то двенадцать! – заявила Ангелина, пряча глаза.
– А двенадцать-то у тебя откуда? – кричала Евдокия, от которой не укрылся смущенный вид поварихи. – Ты же каждый месяц перед получкой деньги перехватываешь!
– Действительно, Сапрыкина, откуда у тебя деньги? – допытывался Беленький, которому хотелось раз и навсегда разобраться с недостачей и навести порядок в подведомственном хозяйстве.
– От Игната! – неохотно призналась Ангелина.
– От Игната? – недоверчиво переспросила кладовщица. – Да он вечно у всех клянчит на выпивку! Что ты брешешь!..
– Вот честное слово – от Игната! – И Ангелина рассказала, что накануне ее непутевый муж заявился на турбазу, вызвал жену и предложил ей восстановить семейные отношения. А когда Ангелина попыталась его выставить, указав на полную его никчемность и бесполезность в быту, он гордо ей заявил, что теперь он – не тот, что прежде, что у него теперь есть деньги.
Ангелина ему, само собой, не поверила, и тогда Игнат продемонстрировал ей внушительную стопочку бумажек, перехваченных аптечной резинкой.
Глаза у Ангелины загорелись: как раз перед этим одна поиздержавшаяся клиентка турбазы предлагала продать полушубок. Просила она за него пятнадцать тысяч. Как этот полушубок оказался у нее летом – история умалчивает, да Ангелину это и не интересовало. Интересовал ее полушубок.
Игнат был, как обычно, выпивши.
Ангелина, не будь дурой, налила ему еще, а когда муж расслабился, потерял бдительность и снял свою всепогодную телогрейку (она же ватник парадно-выходной), она ловко залезла в карман и оприходовала мужнины деньги.
Денег оказалось не так много, как она рассчитывала, всего-то десять тысяч.
Ангелина добавила две свои, поторговалась с владелицей полушубка и сторговала его за двенадцать.
Игнат, протрезвев и обнаружив пропажу денег, сильно расстроился и попытался набить жене физиономию, но бывалая Ангелина предусмотрительно вооружилась тяжелым молотком для отбивания мяса, и незадачливый муж отступил перед заведомо превосходящими силами противника.
– Вот оно как! – проговорил капитан Белкин, выслушав всю эту драматическую историю. – Значит, после того как Ангелина изъяла у него деньги, Игнат решил поправить свои дела преступным путем и отправился с дружками грабить сельпо... дальнейшее нам известно. Неизвестно только одно – откуда у Игната Сапрыкина взялись десять тысяч? Деньги для него немалые!
– Вот и я о том же! – поддержал коллегу участковый Иваныч. – Может, этот... покойный Баруздин заплатил ему, чтобы выпроводить из своего имения?
– Конечно, все возможно, – с сомнением проговорил Белкин, – только как-то тут концы с концами не сходятся. Во-первых, Баруздин последнее время перестал давать Игнату деньги, потому что понял, что таким образом только приманивает его к своему дому. Во-вторых, если он ему и давал – то небольшие суммы. Зная привычки Игната, дать ему сразу десять тысяч – это значит подписать его смертный приговор: все доставшиеся ему деньги Сапрыкин пропивает, а на десять тысяч при здешних ценах на спиртное можно упиться до смерти...
– Так, может, именно на это Сергей и надеялся? – предположил участковый.
– Непохоже, – возразил Иван Петрович. – Господин Баруздин, насколько я знаю, был человек совестливый...
– Да чего мы гадаем-то! Игнат у нас сидит, сейчас мы у него самого все и узнаем...
После чая с плюшками жизнь показалась Надежде Николаевне не такой плохой. Она посмотрела в окно на сад и решилась выйти прогуляться.
Солнце клонилось к закату, был чудный теплый летний вечер, какие нечасто встречаются в наших широтах, так что грех было не воспользоваться погодой.
Надежда тихонько выскользнула из дома, прихватив на всякий случай с собой сумочку, где лежали мобильный телефон, кошелек и паспорт. Если эта злодейка Алиса вздумает осуществить свою угрозу и выставить Надежду на улицу, хотя бы самое необходимое будет под рукой. Тогда Надежда пройдет пешком до шоссе и будет звонить всем подряд – мужу, капитану Белкину, в МЧС, в «Скорую помощь» и пожарным. В конце концов, пора прекратить это безобразие. Она ни в чем не виновата, она никого не убивала, никто не имеет права заставить ее провести ночь под кустом!
Она оглянулась на дом. Окна Алисы были закрыты и даже плотно зашторены, у Олега, напротив, занавеска свободно полоскалась на ветерке.
«Какая все же неприятная парочка, – вздохнула Надежда, – и, честно говоря, жаль, что у них есть алиби на момент убийства. Эти двое вполне подходят на роль злодеев. Хотя, возможно, я переношу на них свою личную неприязнь. Ну нехорошие они люди. Она – нервная, злая, эгоистичная, Сергея не любила вовсе, устраивала ему сцены и изменяла. Он – мерзавец и хам, соблазнитель чужих жен. Но ведь не обязательно им быть еще и убийцами... И в конце концов, я ведь Алисе не свекровь, чтобы за ее нравственностью следить. Сергея я давно не видела, да и раньше-то мы приятельствовали, конечно, но душу друг другу не раскрывали...»