Звуки Шофара
Шрифт:
— Чтобы мной не овладел страх. Я могу потерять решимость. О том, чтобы я мог слышать и говорить слова, которые угодны Господу. Я старался угождать людям всю свою жизнь. А теперь я хочу угождать Господу.
Сэмюель кивнул.
— Я много лет молился за вас, Пол. — Он наклонился вперед и протянул руку. — А теперь мы будем молиться вместе.
Пол провел с Сэмюелем еще час. Сэмюель рассказал ему про домашнюю группу Стивена Декера, чему Пол совсем не удивился. Он почувствовал себя виноватым. Он сделал все возможное, чтобы опорочить репутацию Стивена Декера, когда подрядчик
По пути домой Пол остановился у дома Риты Уилсон. Ее машина стояла на подъездной дорожке. Он позвонил и стал ждать. Он слышал, как кто-то подошел к двери, потом снова стало тихо. Он подумал, что Рита, видимо, разглядывает его в глазок. Он не станет осуждать ее, если она вовсе ему не откроет. Пол снова позвонил и подождал. Никакого ответа. Тогда он вернулся в машину и написал короткую, но сердечную записку.
Мне очень стыдно за то, в какое положение я вас поставил, Рита. Вы тоже сыграли свою роль в том, что я, в конце концов, пришел в себя. Вы всегда были мне верным другом. Надеюсь, когда-нибудь вы простите меня. Да благословит вас Господь за все те годы, что вы верно служили Ему. И мне.
Он подсунул записку под дверь.
По дороге домой он размышлял, хватит ли ему жизни, чтобы исправить все зло, что он причинил людям.
Старенький «де сото» Сэмюеля Мейсона стоял около его дома. Тимоти был здесь.
Исполненный страха и стыда, Пол въехал в гараж. Он закрыл дверь и долго сидел в тишине, все еще сжимая руль. Он мог представить себе, что сын скажет ему. Полу стало нехорошо, в глубине души он понимал, что сделал со своим сыном. Пол шел по стопам Дейвида Хадсона, распихивал людей, желая достичь большего. Но Тимоти не последовал примеру отца. Тим не покорился, он восстал против него, Пола. Он набрался храбрости и сказал отцу в лицо, что тот лицемер. И за это Пол изгнал его из дома. Тогда Пол почувствовал облегчение, он даже радовался тому, что Тимоти не было рядом и что сын больше не смущает его. Но хуже всего было то, что, приезжая в последний раз, Тимоти заметил — отношения между отцом и матерью испортились.
И что бы Тим ни сказал, на этот раз Пол выслушает его до конца. Он даст сыну возможность выговориться. И если тот захочет его наказать, пусть так и будет.
После непродолжительной молитвы Пол вышел из машины и направился в дом. Он услышал голоса в гостиной. Тимоти приехал не один. Он привез с собой бабушку. Мать подняла на Пола глаза, когда он вошел в комнату. Юнис, напротив, смотрела в сторону и вытирала со щек слезы.
Тимоти поднялся.
— Отец. — Он произнес это слово уважительно, словно признавая отцовский авторитет. И протянул Полу руку. Его поразило, что сын знает о милосердии в свои девятнадцать лет больше, чем его отец в сорок четыре. Он крепко пожал сыну руку, не в силах произнести ни слова.
Его сын уже не был мальчиком. В нем ощущалась зрелость, несмотря на джинсы с футболкой и длинные волосы. И дело
Юнис подняла голову, глаза ее блестели от слез, она была бледна.
— Твой сын хочет кое-что тебе сказать. — Она всхлипнула и выбежала из комнаты.
— Может, посмотришь, как она, ба?
Мать Пола молча поднялась и оставила их одних.
— Давай присядем? — предложил Тимоти.
— Конечно.
Они сели друг напротив друга, словно чужие.
Пол ждал. Многие годы он склонял людей на свою сторону, управлял ими, манипулировал, но понятия не имел, как говорить с собственным сыном. Его отец тоже не умел этого делать, разве что отдавал распоряжения. И даже в последние годы, когда Полу казалось, что они стали близки, отец продолжал «обрабатывать» его, пытался подтолкнуть на путь, по которому Пол не намеревался идти. И все же он не винил отца. Пол теперь знал, что сам отвечает за собственные грехи, и расплачивался бы за них в Судный день, если бы Иисус не искупил их Своей кровью. Он спасен. Настало время жить так, как полагается спасенному.
Пол весь напрягся. Что же хочет сообщить ему сын?
— Твоя бабушка говорила тебе о… — Он не знал, как это сказать, и стоит ли.
— Я все знаю, папа. Это та блондинка, верно? Та, что поцеловала тебя на выходе из церкви?
Пол покраснел:
—Да.
— Она хорошенькая. Знаешь, мне тогда нужно было уехать. Я понимал, что если не уеду, наломаю много дров. Я бы свернул тебе шею. — Тим криво усмехнулся. — Но я не смог бы этого сделать, мама захотела бы узнать, за что. Она же понятия не имела, что происходит, а если бы я сказал, она все равно бы не одобрила отцеубийства.
— Твоя мать всегда видит в людях только хорошее.
— Она уже не так наивна.
Пол вздрогнул — вина за то, что Юнис перестала доверять людям, целиком лежала на нем. Он использовал ее бесхитростность против нее же самой, всегда уворачиваясь от прямых ответов на ее вопросы.
— Тебе все равно не удалось бы достучаться до меня, Тим. Меня переполняла гордыня.
Тим вскинул голову и посмотрел отцу в глаза:
— Мама рассказала, что ты отправился на запад и отыскал ее. Это значит, что ты хочешь попытаться все исправить?
— Я готов отдать за это все что угодно, Тим. Я люблю твою мать.
— Как же можно ее не любить. — Он покачал головой, лицо его выражало при этом сожаление и грусть.
Снова повисла тишина.
— Я приехал не для того, чтобы бросать в тебя камни, папа. Я приехал сообщить тебе и маме, что завербовался на военную службу. Подумал, что лучше сказать об этом, глядя в глаза, чем по телефону. — Он невесело усмехнулся, бросив взгляд в сторону двери, куда ушла мать. — Правда, теперь я не так в этом уверен.
Если бы в этот момент в комнату ввалился террорист с автоматом, Пол и то был бы меньше потрясен.
— Завербовался? — Война добралась до их дома.
— В морскую пехоту. — Пол закрыл глаза. — После 11–го сентября я только и думал, что о нашей стране и цене свободы. Я думал о тех временах, когда люди попустительствовали злу, и о том, к чему это привело. Что было бы с нами, если бы тысячи добровольцев не пошли в армию, чтобы воевать с Гитлером? Я очень долго молился, папа. И другие молились за меня. Это решение далось мне нелегко.