«Так это вы Ольга Подъёмщикова? — удивленно спрашивали читатели тульских газет, когда видели ее впервые. — Мы думали, вы гораздо старше. У вас такие мудрые статьи. И вы никого не боитесь…» Она и правда никого и ничего не боялась. Жесткий бескомпромиссный журналист с поэтической душой, она писала стихи на полях своих репортажей и была готова в любой момент прийти на помощь незнакомому человеку. Профессию журналиста она понимала как профессию спасателя. Стихи же были ее личным спасательным кругом.
Ольга родилась в Туле в семье с дворянской родословной. Ее деда со стороны матери, Георгия Гузеева, готовил к поступлению в институт Лев Толстой. Дед со стороны отца
был главным архитектором Тулы, принимал активное участие в подготовке обороны Тулы в 1941-м и сохранил в тайнике своего дома стратегические планы города, использованные по окончании осады для восстановительных работ. Семейных легенд и преданий у Подъёмщиковых накопилось не на одну книгу. Увы, ее уже некому написать.
Ольга Подъёмщикова была замечательным журналистом, ее репортажи были востребованы центральными «Комсомолкой» и РИА «Новости», она возродила епархиальную газету и сделала ее журналом («Тульские епархиальные ведомости»), вела передачи на радио и телевидении.
Однако личная жизнь, в отличие от успешной карьеры, складывалась не столь удачно. Юной студенткой она влюбилась в поэта Сергея Белозерова и поехала за ним в ссылку на станцию Зима Иркутской области. Словно бы оправдывая прозвище «последняя декабристка», Ольга впоследствии активно участвовала в правозащитном движении.
В Зиме родилась ее единственная любимая дочь, умершая в десятилетнем возрасте. Вслед за дочерью ушли из жизни ее духовный наставник о. Ростислав Лозинский и мама. Жизнь превратилась в душевный ад, который закончился в ночь с 5 на 6 октября 2000 года. Тайна гибели Оли и двух ее коллег во время пожара в чужом доме в деревне Алёшня Тульской области до сих пор не разгадана. В нынешнем году Ольге Николаевне Подъёмщиковой могло бы исполниться пятьдесят лет.
Андрей Коровин
* * *
Огни кораблей и бессонница, запахи моря.Хромая, спустился закат по спине Аю-Дагатуда, где скитаются души, с забвением споря,где сказано всё, что не знают перо и бумага.Огни кораблей — вы глаза моей давней печали.Души властелины — кому вы мигаете странно?Вдыхаю, как пёс, этот воздух ночной на причале,скитаюсь без дома, без пристани и — беспрестанно.Волна по-собачьи крадется лизнуть тебе руку.Огни кораблей — будто звёзд умирающих пламя.И все, что люблю в этой жизни, — ветра, и разлуку,и запах прибоя, и тёмную рябь под ногами.
1994
Ночные письма
1
Так и бывает, что любишь ты прошлое,в прошлом ты помнишь лишь только хорошее.Утром проснёшься, глаза отирая,будто бы в море купался в ночи.Помнишь — мечтали о Бахчисараеи о Керчи?Помнишь, ты помнишь волошинский дом,набережную, наш двор за углом?Дерево-пудель, летучие мыши…Было ли с нами хоть что-то потом?Было ли что-нибудь чище и выше?Так приглядишься нежнее и пристальней —только и было: вокзалы да пристани,дальних костров очарованный дым,южная ночь, городок Старый Крым.И я боюсь, это непоправимо —то ощущенье вины и печали,горькое, как коктебельские вина,что мы на пристани пили ночами.Непоправимо, невозвратимо…Как восхитительна эта свобода —будто бы в небо, будто с обрыва,будто в морскую терпкую воду.Ставши чужим, не суди, не неистовствуй,если и вспомнишь — то только хорошим.Помнишь ночные прогулки по пристании возле пристани мелких рыбёшек?Ну ничего, дотянуть до рассвета —уже недолго: вспомню невольно…Эти минуты точно монеты,что из ладони падали в волны.Мы их бросали тогда при прощаньеи обещали приехать, вернуться.О, эти детские обещанья…Утро. Рассвет.Возвратиться. Проснуться.
2
Ты за меня не бойся,слова мои тихи.И я не плачу больше —пишу тебе стихи.Все у меня как прежде,копаю и полюсвой огород в надежде,что папу прокормлю.Семейство стало мало —легко кормить сейчас.Нет Анечки и мамы,и ты оставил нас.И каждый день мой ярок,и тесен каждый миг.Ты знаешь, мне в подарокприслали столько книг!Мне славно жить на свете,и в комнате уют.И новые кассетыне о тебе поют.Не сетую, не плачу —ты этого хотел.Прощай. Пора на дачу.На даче много дел.
1997
* * *
Был дом. Была мама.Был запрет возвращаться домой поздно.А над домом прямо, над крышей прямо,висели гроздьями звёзды —тяжёлые, белые, как яблоки недозрелые.И стучали по крыше, чтобы кто-нибудь вышели загадал желание. Зная заранее,что желаний у нас мало —их исполняет мама.Я всегда одного и того же желала:чтобы мама не умирала,чтобы жизнь в нашей жизни совсем ничего не меняла —разве этого мало?А потом я еще желание загадала:чтобы можно было домой возвращаться поздно.Если б я знала,что только его и исполнят звёзды!
1980
Из цикла «Анечке»
* * *
Снова пришло время дерев и трав.Снова листва и птицы, и мир — как был.Просто ушла в землю, землею став.Просто ушла в небо в биенье крыл.Не прерывается пуповина. И связь двух душнам не нарушить, отняв тебя от груди.Нету роднее места, чем эта глушьвозле твоей могилки. Я скоро, жди.Так и живу. Там, где кроны качает лес,вижу тебя. И твой голос зовёт вдали.Ты ко мне руки протягиваешь с небес.Я тебе душу протягиваю с земли.
